Юдоль - Михаил Юрьевич Елизаров
Жаль, Андрей Тимофеевич себя не видит. Не уверен насчёт Жана Маре, как показалось давеча пассажиру троллейбуса, а вот Джулиан Сэндс из «Чернокнижника» Сапогову как родной брат.
– Кланяйся погосту и его обитателям, да пониже! – произносит Анита. – Иначе погонят нас взашей стражи да Хозяин.
– А что говорить-то? – ждёт подсказки Сапогов, затем решается: – Со всем уважением! Без души, как говорится, и большой Danke schӧn!
– Приветствую тебя, Мёртвое Царство-Государство! – Анита приседает в глубоком книксене, затем шепчет счетоводу: – Нужен перекрёсток для закупа.
Сапогову всё в диковинку, он потрясён:
– Как вы это сделали?! Так светло!
– Потом расскажу, – отвечает Макаровна. – Сейчас некогда…
Ведьма недовольна. Плазменное облако над кладбищем искрит, как неисправная проводка, нити, связующие захоронения, не багровые, а бледные, точно обескровленные, многие почернели и выглядят отсохшими. Старуха рассчитывала удивить Сапогова могильной иллюминацией, а вышло всё серенько. Но некогда разбираться, почему перебои с «электричеством».
Вот и перекрёсток. По одну сторону треснувшее надгробие за ржавой оградкой и высохшая осина, по другую – рябина в багреце да покосившийся безымянный крест, а вокруг него рыжий муравейник.
Пойду я не дверями, не воротами, а худой тропой в степь чёрную. А в чёрной степи град чёрный стоит, а в граде чёрный сад, всё травы да цветы, гуляет там зверьё – кот, ворон, барашек и пёс. Вот вам кровушка, вот вам мясушко! Пособите мне, чёрны оборотни, примите дар мой, яко раньше смерть приняли! Закупом сим мясным и кровяным о помощи испрашиваю! В сих словесах великая силушка смертная! Нима!
Анита-Макаровна достаёт из сумки газету с петушиной головой и с поклоном кладёт в центр перекрёстка.
Произносит напевно:
Без башки петуший птах
Смертной гнилостью пропах!
Ныне прах, а был петух!
Он протух, и Бог протух!
Нима!..
– Целая ж история… – вздыхает Сапогов, провожая глазами свёрток; для старика не просто клюв с гребешком, а оккультный сувенир. – Прям от сердца отрываю!..
Поймав осуждающий взгляд Макаровны, тотчас умолкает и кланяется:
– Без души и Danke schӧn! Примите в дар петушару – ангельский чин и разрешите мёртвых Андреев для службы поискать!
И вдруг кошка! Вспрыгнула на могильную плиту, зашипела, выгнув тощий хребет. Окрас странный, трёхцветный. Вмиг растрепала когтями газету, с урчанием впилась в петушиную башку. Хвать за гребешок – и скрылась в два прыжка. Не Барбара ли Муртян спёрла Хозяйский закуп?!
– Слишком быстро… – хмурит фигурные бровки Анита. – Ладно, пойдём, Тимофеич.
– Уже определились с бесами? На какую букву? – Сапогов расслабился, вынул костяную ложечку изо рта. – На «С»? Сашка, Серёжка, Сенька?
– Пока не решила… – отвечает Макаровна.
Ни знака извне, ни озарения. Зловещая тишина в кладбищенской ауре.
Вот и памятник с выцветшей фотографией – подходящий алтарь для привлечения погостников. Ведьма раскладывает куски печёнки и заклинает магическим дактилем:
Сила бесовская шестиотрядная!
В гости пришла к тебе ведьма нарядная.
Горсти землицы, пригоршни песка!
Дело нелёгкое – бесов искать!
Остановилась, где кущи погуще,
Бесы погостные – зело хитрющие!
– Печень телячью я вам подношу,
Стать на защиту мою попрошу!
Нима!..
Новаторская поэтическая вариация замшелой причитки «Бесовская сила землю месила, ночлега просила, по миру скиталась да за мной увязалась…»
Ждут минут десять. Не отзываются погостники! Где же вы, Венька, Васька, Вовка, Витька, Ванька, Валька? Да хоть Костька, Климка, Кузька, Кириллка, Карпушка, Корнейка?..
Молчит кладбище, сцепило зубы, точно гложет его тупая боль. Знала бы Макаровна, что все погостные бесы, как крысы, ещё вечером сбежали с «тонущего корабля».
– А я могу пока Андреев присматривать? – начинает скучать счетовод.
Практик-традиционалист рекомендовал бы подойти к соимённой могиле, поднести алкоголь, топнуть левой ногой (только эти вибрации доходят до загробного мира) и сказать: «На кладбище-погосте спят-маятся кости! Да поднимется мертвяк Андрей для житья нового, пусть будет он мне слугой верным!..»
– Тимофеич, не гони коней! Ложку изо рта не вынимать! Меня во всём слушать! До трёх ночи – бесовская пора. Потом займёмся твоими мертвяками. Могилы закуклены, ничего ж не увидим!..
Макаровна так для собственного успокоения сказала. При правильном «интенсивном» заходе все захоронения «прозрачны»: кто и какого пола лежит, в какой стадии упокоенности, с информацией, от чего умер. Независимо от времени ночи. А нынче земля словно взбаламученный омут – ни глубины, ни дна не видать.
Может, присутствие счетовода, как чужеродного элемента, внесло свои досадные коррективы, и кладбище ощетинилось, как трёхцветная кошка? Или же третьим лишним оказался Безымянный в кармане сапоговского пиджака – устроил помехи, как магнит под компасом. Появись случайный свидетель, увидел бы, что Макаровна – как значок-переливашка: то красавица в фиолетовой накидке, то старуха. Конкретно барахлит у ведьмы оморочка. И Андрей Тимофеевич «мерцает».
Сбита с толку Макаровна. Это Сапогова всё устраивает. Он же не знает, как должно быть.
И тут посреди кладбищенской тишины:
Храни меня, Геката,
От порчи и отката!
Защиты от обратки
Прошу я у Гекатки!
Удивительно, мелодия и исполнитель выплыли из тишины настолько гармонично, что не вызвали внутреннего толчка или же испуга, – будто произошло что-то вполне ожидаемое: ждали с минуты на минуту гостей, и вот они позвонили в дверь…
С характерным патефонным пощёлкиванием опереточный тенор на пластинке выводит:
Любезная Геката!
Вот серебро и злато!
Встречай меня как брата,
Прелестная Геката!
Ощущение, что запись довоенная. Уж очень специфичен голосок; такими фистулами пели когда-то про розы парка Чаир и прочие советские нежности.
Ведьма с неудовольствием оглядывает себя. Песня окончательно расколдовала оморочку, Макаровна снова старуха в рейтузах и переднике с ворованной шалью на плечах. Заодно вернулся в исходное состояние и Андрей Тимофеевич, только не заметил этого.
– Что ещё за номер?! – хмурится Макаровна. – Кого черти принесли?!
– Может, коллеги? – предполагает Сапогов, гоняя ложечку, как папиросу. – Тоже пришли за бесами или покойниками?
В ночи после заката
Храни меня, Геката,
Прими же, Патронесса,
Ты в жертву пекинеса!
Счетовод деликатно не комментирует, что Макаровна больше не Анита. Второй раз он видит подругу такой обескураженной и встревоженной. Причём на квартире у Клавы Половинки ведьма держалась лучше.
Поводов для беспокойства у Макаровны предостаточно. Штука в том, что, когда заходишь на кладбище в режиме некромимесиса, попадаешь в слой, особое
