Это - Фай Гогс
По его словам, первоначальная история, которую я несколько лет назад слышал от поверенного о настоящем Джо (то есть, как уверял священник, обо мне же самом), соответствовала действительности до определенного момента. Он (я) был сиротою, которого приютила моя ближайшая родственница тетя Джулия, весьма состоятельная и крайне эксцентричная особа. Смерть родителей, произошедшая в раннем детстве на моих глазах, отразилась на моей психике весьма прискорбным образом, и к десяти годам я стал настолько неуправляем, что тетя начала подыскивать для меня самую строгую католическую школу с пансионом, какую только могла найти.
Активное участие в этом принимал и сам отец О'Брайен, об истинных мотивах которого из его насквозь лживого рассказа судить было довольно трудно. Не исключено, что ему просто не терпелось избавиться от главного конкурента в соперничестве за наследство. Но тут случилось нечто такое, что сильно облегчило его планы (если таковые имелись). Однажды ночью я исчез, и нашли меня на следующее утро, голого и мокрого, лежащего на берегу реки среди камышей, как святого Моисея. Объяснять произошедшее я отказывался.
Мое состояние быстро ухудшалось, поэтому из Калифорнии выписали одного доктора, знаменитого тем, что он с переменным успехом работал со всеми последними исполнителями роли Джокера. Тот быстро поставил диагноз: «диссоциативное расстройство множественной идентичности» – примерно то же самое, что «идиоту постоянно мерещится, что он кто угодно, только не он сам».
Начиная с этого места «моя» история была уже вчистую сплагиачена с довольно неплохого фильма «Остров проклятых», за что ее рассказчику к развязке была уготована лишняя пуля. Доктор увез меня в дорогую клинику где-то в глубине Голливудских холмов и приступил к лечению по своей, уникальной, специально для меня придуманной методике (у всех этих историй есть одна общая черта – количество уникальных методик в них сопоставимо с количеством недолеченных с их помощью психопатов). Число моих личностей к тому времени перевалило за полсотни, и главной целью Доктора Голливуда было убедить меня, что выдумывал я их не просто так, а для решения строго определенных задач.
Священник не скрывал, что задачи эти в основном сводились к тому, чтобы научиться облапошивать наивных простачков. По замыслу смекалистого эскулапа это, как ничто другое, позволило бы мне начать потихоньку контролировать множество моих обличий, и в конечном итоге вернуло бы мне контроль и над всей моей жизнью.
В эксперименте принимал участие не только персонал клиники, но и большинство ее звездных пациентов, для которых бесплатно играть роли моих первых жертв было все же предпочтительнее, чем день за днем любоваться, как я без присущего мне впоследствии блеска попеременно изображал всех участников пенной вечеринки в доме у Паффа Дедди.
Все бы ничего, но меня вдруг стали одолевать размышления о посмертных карах, которые мне до этого наперебой сулили тетушка и отец О'Брайен. Вскоре я почувствовал такое отвращение к плутовству, что едва дождавшись, когда мне стукнет четырнадцать, сбежал из клиники и обосновался в Нью-Йорке, где принялся с устрашающей систематичностью опустошать кубышки, кладовые, клети и…
Ага, еще чего! Поп уверял меня, что в реальности ничего подобного я не делал – по крайней мере поначалу. В дурдоме на занятиях по художественной терапии я выучился неплохо рисовать, поэтому в Нью-Йорке стал зарабатывать себе на жизнь, рисуя портреты в Центральном Парке. А вот на карьере доктора, уверовавшего в свой метод настолько, что ради него он был готов поставить на кон остатки профессиональной репутации, побег его подопытного лягушонка сказался самым неблагоприятным образом. Ему и так пеняли за его слабость к сильнодействующими транквилизаторам, взамен которых его подопечные все чаще довольствовались куда более дешевыми сахаросодержащими аналогами, а после и вовсе он был вынужден посвятить моему случаю все свободное время, коего у него стало, хоть отбавляй.
Спустя пять лет непрерывных поисков этот наркоша все-таки нашел меня, и тут выяснилось, что успел он как раз вовремя. Еще одна моя личность по имени Чеп со дня на день была готова покинуть тесную скорлупу специально мною выдуманного для него мира, во многом схожего с ди-сишным Аркхемом. На мою беду, остаться со мною в Нью-Йорке доктор не мог из-за предвзятого к нему отношения со стороны местной мафии, осуществляющей надзор за соблюдением врачебной этики. Он уехал, поручив сосредоточиться на моей изначальной личности – том самом Джо, который когда-то всю эту кашу и заварил.
Что со мною происходило дальше, они не знали. По их мнению, моя жизнь теоретически могла поделиться на две параллельные: дневную, где я был не особенно успешным художником, и ночную, где я… о нет, святой отец отказывался даже представить, что я вытворял по ночам! (При этом наглости начинить свой сюжет еще и нафталинной джекилохайдовской галиматьей ему хватило).
Так все и продолжалось, пока один неузнанный мною диван не раскрыл мне навстречу свои плюшевые объятия, а кресло напротив – как уж тут было обойтись без шокирующего финального поворота! – не приютило на время дряхлый скелет незадачливого доктора.
– Хочу кое-что уточнить, – желчно проговорил я, – перед тем, как я доверю моему маленькому железному другу высказаться обо всем этом. Вы, кажется, намерены убедить меня, что я потратил двадцать пять штук на пластику только, чтобы стать похожим на себя же самого?
Никогда еще древние стены этого памятника церковного зодчества не подвергались такой серьезной опасности обрушения. Причиною был громоподобный хохот разжалованного в рядовые полковника психиатрических войск. Священнику, на живот которого сейчас смотрел пистолет, было не так весело, но я заметил, что прежде чем ответить, ему пришлось несколько раз крепко прикусить губу.
– Сынок, я понимаю, что это звучит немного глупо – но да, дела обстоят именно таким образом.
– …и я не узнаю ни этого места, ни вас, отец, потому что…
– Пусть тебе и кажется, что твоя нынешняя личность обязана помнить обо всем произошедшем с тобою, но после той истории на реке ты такой способностью, скажем так, не блистал… Собственно, поэтому нам и пришлось…
– Ну, ясно, ясно… Подготовились-то вы неплохо. А эта ряса, эта праведная дрожь в голосе! Серьезно, просто высший класс! Осталась лишь пара пустяков. Например, объяснить, почему имя на бумаге в той папке совпадает с тем,
