Каменные колокола - Владимир Арутюнович Арутюнян

Представитель райкома начал объяснять, какие грандиозные перемены произошли на селе. Правительство предоставило огромные средства, чтобы глухая старая деревня превратилась в мощное современное хозяйство.

— И именно на этой межевой черте началась власть отдельных лиц! — воскликнул с места Арамян.

Воцарилось молчание. Большего обвинения трудно было представить. Это была та шахматная партия, где с самого начала жертвуется королева. Подобные партии не закапчиваются вничью. Все понимали, что разбор обвинения может вырасти в небывалый скандал. Завотделом райкома в растерянности взглянул на Гарсевана Смбатыча. Тот повел плечами.

— Вы можете подтвердить обвинение, выдвинутое вами? — спросил завотделом райкома. — Может, вы неверно выразились?

— Нет, прошу дать мне слово.

— Говорите.

Арамян вышел к столу, разгладил складки красного сукна, выдавая свое волнение. К трибуне он не подошел, встал у края стола так, чтобы видеть зал и при необходимости обернуться к сидящим за столом. В такой же позе он вставал у карты, в том же бежевом костюме, с густыми, волнами сбегающими на плечи волосами. Меня охватила дрожь. А вдруг он не сумеет совладать с собой? Вдруг не сможет сдержаться? Собьется, отойдет от конкретных фактов, станет легкоуязвим?.. К счастью, Арамян начал спокойно. Он объяснил всенародное значение экономического сдвига в республике. Назвал Армению одним из незыблемых центров широкомасштабного коммунистического строительства. Как же важно, чтобы эта перестройка была совершена четко, без передряг и расточительства.

Кто-кто, а мы хорошо знали, какую неприязнь питает Арамян к расточительству. Хоть он и говорил спокойно, но я будто видел горевший внутри него огонь.

— Каждому ученику известно, — он подходил к своей главной мысли, — что совхоз должен обеспечить рабочего квартирой. Министерство сельского хозяйства обязано построить дома и через исполком отдать их сельчанам. Таково решение Совета Министров республики. Для этих целей правительство уже спустило в стройбанки необходимые фонды. Как же расходуются эти средства? Специалисты исполкома ходят, измеряют, производят подсчет и начинают переговоры с хозяином дома: «Дружище, твой старый дом мал, мы же напишем, что он велик. У тебя деревьев нет, мы напишем, что они есть. За это мы будем тебе деньги давать. Вы должны были меньше получить, даем вам больше. Ну и вы нас не забывайте». Из оплатных документов выясняется, что мы не древнюю деревушку снесли, а утопающий в садах великолепный поселок. Ну и что в том? Деньги дает Арпа — Севан. Ведь дорога будет проходить по старому селу. Эта священная стройка только началась, но уже нечистыми руками полезли в ее кошелек.

Кто-то кричит с места: «Ложь!» Другой шикает на него: «Пусть говорит!» Несколько человек восклицают: «Верно говорит!» Арамян стоит невозмутимый. Во взгляде та же глубокая печаль, что появляется у него, когда он остается наедине с собой. Председательствующий стучит по столу, требуя тишины.

— Продолжайте, товарищ Арамян.

— Что же происходит нынче в селе? — продолжает свое Арамян. — Так называемые строители Министерства сельского хозяйства уговаривают сельчан: побыстрее стройте, друзья. Стройматериал нужен? Поможем. Им выдают стройматериал, отпущенный для их же домов, и — как вы думаете? — за двойную цену! Но на этом не кончается. Составляют справку о том, что воображаемые бригады сельстроя проработали столько-то, и получают за них зарплату.

— Довольно клеветать! — не выдержав, выкрикнул с места Гарсеван Смбатыч. — Тебе участка не выделили, потому ты жалуешься. Приехал, хорошо сделал, твои года кончились.

Арамян грустно улыбнулся:

— Кроме меня в полуразваленных домах живут еще трое учителей. После окончания института их обязали работать в районе. В городе у них нет работы, в деревне — до́ма. Что же требовать, если вы хозяева села? В этом районе одним дано всласть пользоваться своим служебным положением, другим — служить? И не случайно вы требовали от учителей врать детям, что, мол, мерзавцы бывают лишь в романах.

Гарсеван Смбатыч решил нанести Арамяну сокрушительный удар:

— Ты не служить приехал в район. Ты из города бежал. Объясни народу, почему ты бросил жену и ребенка?

В зале стало тихо. Удивленные взгляды направились на Арамяна. Тот ответил с той же грустной улыбкой:

— Детей у меня, к сожалению, не было. А жену я не бросил, это она меня бросила. Не пожелала жить рядом с такими людьми, как вы. Она так и сказала: «Не надейся, что там тебя ждут с распростертыми объятиями. А я не собираюсь обивать всю жизнь чужие пороги да еще и платить за это».

Мы и не знали о семейном несчастье Арамяна. Мой отец неспокойно заерзал на стуле. Я чувствовал, что он сейчас взорвется. Только Арамян закончил свое слово, отец поднял руку и, не дождавшись позволения, встал с места:

— Смбатов сын, Гарсеван, сколько человек в тебе сидит? На скольких кроватях ты спишь ночью? Ты что, тот самый Мукуч из Гюмри, что папаху на одном фаэтоне отправлял на свадьбу, а сам на другом ехал?

— Без личных оскорблений, — сделал замечание завотделом. — Хотите что сказать, говорите прямо.

— И скажу. Я депутат, хочу — здесь скажу, хочу — на сессии. Непременно скажу.

Острословы села оживились:

— Верно, Петрос, слово в себе будешь держать, жену зря побеспокоишь.

— Интересные места два раза повтори.

— Так уж и быть, а кого мне бояться? — продолжал мой отец. — Так вот, Смбатов сын, пока земли-то распределяли, вы с отцом считались одним семейством. Вдвоем два приусадебных участка получили: мол, две семьи, два участка вам требуются. А как только твой отец поставил ограду, вы разделились через сельсовет, отмежевались, теперь ты стал опекуном родителей жены, опять два участка получил. А в райцентре тебе квартиру дали государственную согласно числу членов твоей семьи.

— Ну так это ж добра на четыре-пять фаэтонов получается, Петрос, а ты о двух говорил!

— Не одна же папаха у Гарсевана-то!

Завотделом снова постучал по столу:

— Прошу, тише. Товарищ Папаян, сядьте. По поводу заявлений товарища Арамяна и товарища Папаяна я сейчас не могу сказать что-либо определенное. Само собой разумеется — факты нужно проверить. Если есть еще жалобы, прошу говорить.

———

Словно медведь улей перевернул. Беготня по домам, короткое «здравствуй» и вопрос во дворах. Тетка Эгине, широко распахнув двери, сидит у порога своего дома на стульчике. Останавливает каждого встречного-поперечного:

— Твой-то дом обмерили?

— Да.

— Заплатили?

— Да.

— Сколько?

— Откуда мне знать?

— Ох, чтоб их землей засыпало, сказала же, пару деревьев на мое имя запишите,