Каменные колокола - Владимир Арутюнович Арутюнян

Сого шел домой, держа трость на весу. Шагал он так быстро, что Мурад едва поспевал за ним. За всю дорогу они и словом не перекинулись. Ничем Сого не выдал своего гнева. Дома он подсел к столу, а сын остался стоять возле двери.

— Сядь, — угрюмо приказал Сого.

Мурад опасливо сел поодаль и не спускал с отца глаз. Сого умел сдерживаться сколько угодно, но гнев свой обрушивал внезапно, необузданно, невзирая на стоявшего перед ним, кто бы им ни оказался — женщина ли, батрак, чиновник, и горе тому, кто хоть раз отведал его кулаков! Его родная жена к своим тридцати годам уже была беззубой. Все ему сходило с рук. Чувство раскаяния было ему неведомо, если даже покалеченный им человек был самым безвинным в мире.

Молчание затягивалось, и это еще больше настораживало Мурада. В последние годы Сого ни разу не поднял руку на сына при посторонних, и тот давно смекнул, что отец в жизни радеет лишь о его, единственного чада, благополучии. Скупой, как пустыня, этот человек, способный из-за горсти пшеницы, из-за клока овечьей шерсти убить человека, для сына ничего не жалел. Нотаций он не читал, ограничивался лишь приказами — короткими и грозными.

Сого вздохнул, непостижимым взглядом посмотрел на сына и наконец сказал тихим голосом:

— Выгнать тебя из дома я, твой отец, не могу. Отлупить — ты уже взрослый человек, рука у меня не поднимается. Простить? Такое не прощается. Ты принудил меня пойти к Япону, и теперь мне грош цена. Тебе нужна жена, выбери — в уезде их пруд пруди. Приведи кого хочешь. У Хачатура, старосты села Арпа, есть хорошая дочь, пойдем сосватаем.

— Не хочу, — успокоившись мирным тоном отца, ответил Мурад.

— Ты знаешь кого-то получше Хачатуровой дочки? Приведем другую.

— Никого я не знаю.

— А на кого воззрился?.. На целованную другим?.. Тьфу!..

— На нее клевещут.

— Значит, хочешь все же ее?.. Черт с тобой!.. Кто она? Чья дочь?

Мурад пожал плечами, встал и вышел из комнаты.

Долго раздумывал Сого. Вдруг в нем прорвалась ярость. С тростью в руке он вышел. В коридоре он налетел на жеребенка, который забрел в дом и затерялся в его лабиринтах. Сого отвел жеребенка в денник и разломал трость о спину батрака. Жалобно стонал растянувшийся на земле батрак, а Сого, отведя душу, как ни в чем не бывало вернулся в дом.

Мурад нуждался в пособнике. Ему нужен был человек решительный, жесткий. Он перебрал в уме всех знакомых и остановился на командире пехотной роты Тачате.

Тачата нашел он в доме у одного солдата, на балконе, развалившимся на ковре. Перед ним на подносе были вареная курица и вино.

— О, ты как нельзя кстати! — увидев Мурада, воскликнул он. — Иди сюда, душа моя...

Был Тачат среднего роста, полноватый, с небольшой лысинкой, тщательно скрываемой зачесанными с висков и затылка волосами. Глаза его, слегка навыкате, порой наливались кровью и были устрашающе беспощадными, а когда он улыбался, выражение его глаз становилось даже шаловливым. Тачату было лет сорок, он отличался щегольством, но не осанкой: походка его была утиной, он быстро уставал и потому редко слезал с седла. Улыбка Тачата была располагающей, но он был коварен...

О старом и новом мирах у Тачата было свое непоколебимое мнение: как бы ни менялся мир, единственное, что вечно и всесильно, — золото; во всякое время и при любых обстоятельствах он оставался зорким и дерзким охотником за ним. К тому же был чревоугодником.

— Мне некогда, — отказался Мурад от приглашения. — Ты мне сегодня очень нужен.

— К твоим услугам, душа моя. Посиди, пока я доем курицу, не то хозяин обидится.

Спустя немного их уже можно было видеть на одной глухой улочке Кешкенда. Мурад изливал перед ним душу, жаловался на Овика, из-за которого могла расстроиться его женитьба на Шушан.

— Я готов тебе помочь, — прикинув что-то в уме, согласился Тачат. — А магарыч?

— Бочка вина и в придачу один баран.

— Не изволь беспокоиться, душа моя. Несколько золотых, только несколько золотых — и по рукам!

— Золотых?

— Да, душа моя, десять — пятнадцать золотых. Я не стану стеснять тебя.

Про Тачата давно было известно, что он способен и у лошади своей вытрясти взятку за то, что седлает ее.

Мурад сунул руку в карман.

— Давай хоть сейчас, душа моя, не помешает, — угадав жест Мурада, сладким голосом проговорил Тачат и небрежным жестом отправил в карман полученное золото.

Овик шел в штаб, когда на дороге перед ним верхом на лошади вырос поручик Тачат. Он улыбался:

— Здравствуй, душа моя...

Он спешился, подошел к Овику, пожал ему руку. Поручик справился о делах, здоровье. Овик отвечал коротко, уклончиво.

— Хороший ты парень, но не умеешь себя правильно вести, — ласковым голосом продолжал поручик. — Не по одежке протягиваешь ножки. Мы ведь тоже люди, посоветовался бы с нами: можно ли, нельзя. — Он положил руку на плечо Овику. — Парень ты храбрый, но хочешь не хочешь, а от девушки тебе придется отступиться.

— А вы, душа моя, насколько мне известно, очень любите золото? — иронично спросил Овик.

— Люблю.

— Так вот, душа моя, прежде чем брать золото у Мурада, вам следовало бы посоветоваться с некоторыми людьми: стоит или не стоит вступать с Мурадом в сделку.

Не успел Овик договорить, как взвился дымок из маузера поручика. Поручик лишь заорал:

— Отступись от девушки, не то следующая пуля шлепнется тебе в лоб.

Мисс Джейн была в хлопотах. Ей помогали люди, назначенные национальным советом. Часть сирот взяли под свою опеку церковь и разные заведения. Очень немногих приютили семьи с достатком. Помещение искали недолго, под приют отвели ветхий военный склад, доставшийся в наследство от русской армии. Его обновили, сделали пристройки, разделили перегородками.

Джейн, воодушевленная, давала распоряжения мастерам. Рядом с ней стояла Шушан. Неожиданно в помещение вошел Сого. Заложив руки за спину, он прошелся по складу, откровенно разглядывая девушек. Джейн обратила на него внимание.

— Послушай, кто это? Зачем он так пялится на нас?

— Это отец Мурада, — тихо ответила Шушан. — Пошли домой, Джейн.

— Пошли, — согласилась американка.

От внимания Сого не ускользнуло, что его приход насторожил девушек. Помещение он все же обошел, постоял возле мастеров, о чем-то