Ответственный представитель - Борис Захарович Фрадкин
— Я подожду вас, — ответил ее спутник.
Анна вынесла ему книгу. При тусклом свете лампочки в подъезде, он быстро перелистал ее.
— Прекрасно! — воскликнул он. — Именно то, что мне и нужно. Я вам очень благодарен… простите, я еще не знаю вашего имени…
— Анна Александровна.
— На какой срок я могу забрать у вас эту книгу, Анна Александровна?
— На такой, какой вас устраивает.
Теперь следовало расстаться, но молодой человек медлил, вертел в руках книгу и поглядывал на Анну.
Анне не хотелось возвращаться в комнату. Морозный воздух бодрил; она так редко бывала на улице! Но она сочла неудобным дольше оставаться у подъезда.
— Мне пора, — сказала Анна.
— Спокойной ночи, Анна Александровна.
Анна скрылась в подъезде, а спутник посмотрел ей вслед, поднес к глазам руку с часами и, сказав себе: «Ну, брат, совсем загулял», торопливо направился к трамвайной остановке. Не пройдя, однако, и десяти шагов, он остановился.
— Ах, чорт! — сказал он себе. — Ни фамилии, ни номера квартиры не спросил.
II
Телефон звонил долго и настойчиво, но Николай Косторев спал крепко; он слышал звонки сквозь сон, но никак не мог разомкнуть глаз. Наконец, он очнулся, разом сел на кровати и привычным движением схватил телефонную трубку.
— Косторев слушает!
— Николай Васильевич, — сказал знакомый ему низкий голос, — приезжай-ка быстренько на завод.
— Еду, Дмитрий Ильич. Заклинило?
— Да, двигатель сошел.
Николай соскочил с кровати и, опрокидывая стулья, добрался до выключателя на стене. Вспыхнувшая лампа осветила небольшую комнату, похожую больше на чертежный кабинет, чем на жилое помещение.
Посредине стояла универсальная чертежная доска. Письменный стол был завален свернутыми и развернутыми листами ватмана. Тут же лежали листы миллиметровки с замысловатыми кривыми, карандаши, справочники, счетная линейка.
Николай взглянул на часы. Шел пятый час утра. Он лег в два. Сняв трубку, он вызвал заводской гараж.
— Пришлите за мной машину, — попросил он, — и как можно быстрее.
Спускаясь по лестнице и на ходу застегивая кожаный реглан, Николай хмурился. Он догадывался, какая неприятность ждет его на заводе.
Несколько месяцев назад завод начал выпуск дизелей для морских судов-теплоходов. Их дублировали по образцам Сормовского завода. Добавлять ничего не требовалось — так, по крайней мере, гласило задание министерства. Дизели пошли хорошо. Опыт отделы и цеха имели богатый.
Но вот на одном из общезаводских совещаний стахановцев испытатели обратились к директору с вопросом, почему проектное бюро не борется за повышение мощности.
— Пусть представители проектного бюро сами ответят нам на этот вопрос, — сказал директор.
Отвечать пришлось Николаю.
— Что ж, — признался он, — это наша вина перед заводом. Мы не считали себя вправе менять конструкцию двигателя. Но сегодня я могу заверить вас, товарищи, от имени всего коллектива бюро, что вслед за освоением двигателя мы начнем борьбу за повышение его мощности.
Борьба за мощность…
В чертежах все пошло гладко. Но первый же опытный двигатель с повышенной мощностью разлетелся на восьмом часу работы. После длительных исследований установили, что разрушение началось с втулки шатуна.
То же самое повторилось и со вторым двигателем, и с третьим, и с четвертым. Группой втулок руководил ведущий конструктор Косторев. Подбор материала втулки ни к чему не приводил. Не давала результатов и повышенная точность обработки, предельно возможная чистота ее расточенной поверхности.
Теоретический выигрыш в двести лошадиных сил до сих пор оставался только на бумаге, а обещание, данное Николаем на общезаводском совещании, оказывалось невыполненным…
Когда Николай появился в разборочном цехе, там уже собрались главный конструктор, главный инженер, начальник испытательной станции, сменные мастера. Главный конструктор, ростом почти на голову выше всех стоявших рядом с ним, молча выслушивал объяснения начальника испытательной станции. Он кивнул Николаю и протянул ему руку.
Огромный дизель с помощью мостового крана был подан в разборочное отделение. Лакированные и промасленные поверхности его блестели при свете ярких электрических ламп. Двигатель установили на специальный фундамент. Слесари подкатили к нему металлические стремянки.
Главный конструктор не спеша расстегнул и снял пальто, отдал его стоявшему рядом мастеру и, грузно переставляя ноги, взобрался на площадку стремянки. Николай следом за ним прошел вдоль еще не остывшего двигателя.
— Снять крышку, отсоединить нагнетатель, освободить цилиндры, — распорядился главный конструктор.
Он приказывал коротко, отрывисто. Слесари разом встали на свои места. Ни суетни, ни разговоров не было. Главного конструктора и уважали и побаивались. Он любил, чтобы его понимали с полуслова.
Постепенно обнажились внутренние полости двигателя. Когда стал виден шатун, все оживились. На стремянки полезли главный инженер, начальник цеха и мастера.
Стальное массивное тело шатуна было изогнуто. От перегрева его полированная поверхность стала темносиней с грязными оранжевыми потеками. Заклиненный на коленчатом валу, шатун не проворачивался, будто приваренный к нему намертво.
Слесари притащили пудовую кувалду и били ею по очереди. Лица их покрывались потом; отходя в сторону, они тяжело дышали. Но шатун не снимался.
— Ну и ну, — вздохнул главный инженер, — дела-а-а…
— Дай-ка сюда, — потребовал Николай кувалду у слесаря, который, ударив несколько раз, стоял отдыхая.
Он подбросил кувалду так легко и размашисто, что главный инженер и начальник цеха отпрянули в сторону. Главный конструктор улыбнулся краешком губ, но не двинулся с места.
Описав стремительную дугу, кувалда с коротким звоном опустилась на шатун. Шатун сошел с шейки коленчатого вала, будто и не был заклинен. Слесари, молодые парни, смотрели с восхищением на широкоплечего конструктора. У Николая даже дыхание не изменилось. Отбросив кувалду в сторону, он вместе с главным конструктором занялся осмотром разобранного узла.
От втулки ничего не осталось. Наполовину расплавленная, размельченная, она превратила цилиндрическую шейку коленчатого вала в уродливый овал. Раскрошенная бронза плотным клином легла под шатун.
Вытирая перепачканные маслом руки, главный конструктор взглянул на Николая.
— Что скажешь? — спросил он.
— Я пришел к такому выводу, Дмитрий Ильич: нам следует искать какую-то иную конструктивную форму втулки.
Главный конструктор одобрительно наклонил голову. Он не любил многословия.
— Есть наметки?
— Нет, Дмитрий Ильич, наметок нет.
— Ну, тогда вот что… — главный конструктор протянул тряпку Николаю, и тот, взяв ее, тоже вытер руки. — Начни-ка с другого конца!
— С какого же?
— С коленчатого вала.
— Но в коленчатом валу остается еще большой запас прочности.
— Это не играет роли. Свяжись с Чулошниковым. Проведите совместные испытания.
— А, пожалуй, вы правы, — подхватил главный инженер. — До сих пор мы не занимались исследованием специфичности работы вала. Тут могут быть всякого рода неожиданности.
— Все может быть, все может быть.
Заложив руки за спину, главный конструктор направился к выходу из цеха. За ним вышел и Николай. На улице
 
        
	 
        
	 
        
	 
        
	 
        
	