Белая мгла - Абдулла Мурадов
Особенно если рядом со мной девушка. За весь вечер я не мог выговорить ни слова. Знаю, за столом парню подобает ухаживать за девушкой. Так вот, если бы они на меня надеялись, то всегда вставали бы из-за стола голодными… А здесь ни одного знакомого лица Хотя нет, ошибаюсь. Вон знакомый. Тот тип, что носит пеструю кепку. А ты сидел в самом конце стола, лицом ко мне. Но видеть меня ты не мог. Я стоял за плюшевой гардиной, не решаясь появиться в зале, гадая, подойти мне к с столу или нет Будь я не в телогрейке и стеганых брюках, вымазанных раствором, в облинялой шапке с отпоровшимся козырьком — тогда еще куда ни шло. Я бы скорее всего зашел, сел рядом с тобой, поглядел бы, что у тебя за друзья, под стать ли они нашим парням. А сейчас я испытывал неловкость.
Откуда-то из полутемного угла, где стоял большущий фикус, доносился усталый звук магнитофона. Смеялись женщины. Вдруг я увидел еще одно знакомое лицо. И невольно вздрогнул, узнав. Из-за стола встала и медленно направилась к тебе та женщина, с которой ты фотографировался, помнишь? На ней было обтягивающее фигуру черное платье, блестевшее в электрическом свете. Красивое платье, только без рукавов и без воротника. Мало сказать, без воротника — она почти всю грудь выставила напоказ. Подошла, обняла тебя за шею и села к тебе на колени. Твои друзья захлопали в ладоши:
— Браво, Земфира! Горько!..
— Земфира! Спой что-нибудь в честь вашей встречи! В день его рождения ты — самый лучший подарок!
Откинув голову, она посмотрела на тебя, растянув в улыбке ярко-красные губы. Потом обвила твою шею белыми, как алебастр, руками и сомкнула пальцы.
— Поздравляю! — Она звучно чмокнула тебя в щеку. Затем провела рукой по твоим бровям, коснулась ресниц и, не сводя с тебя глаз, запела низким, неожиданно приятным голосом лихую цыганскую песню.
Все приумолкли и слушали. Допев, она почему-то крикнула: "Сволочь!" — и, соскочив с твоих коленей, ударила теоя по щеке. Было все еще тихо — и пощечина прозвучала как выстрел. Я весь передернулся, будто это меня смазали по лицу. Когда бьют твоего брата, время ли думать о приличии? Я подбежал к ней и, схватив ее за руку, крикнул:
— Что вы делаете? Если бы вы были парнем…
Она выдернула руку и, взявшись за то место, где я больно сдавил, спросила, округлив изумленно глаза:
— Бог ты мой, кто это?..
— Его брат, — буркнул тот, что носил пеструю кепку, и, хихикнув, отправил в рот куриную ножку.
Она окинула меня презрительным взглядом, потом рассмеялась и, затянувшись, выпустила мне в лицо дым сигареты.
А ты, мой брат, к моему удивлению, сидел как ни в чем не бывало И даже улыбался. Видимо, уже привык к такому обращению. Я-то бросился, думая, что тебе нужна моя помощь… Но ты, кажется, уже забыл, что произошло всего минуту назад Со всех сторон к тебе тянулись с рюмками, галдели:
— Выпьем, дружище!
— Твое здоровье!
— Получить шлепок от такой женщины я бы за счастье почел!..
А ты смотрел на меня отрешенно и вроде бы недоумевал, как это я очутился здесь. Коньяк из твоей рюмки проливался на пол.
Я резко повернулся и ушел. Со злостью захлопнул дверь.
О чем я только не думал по дороге домой! Часто останавливался; то хотелось вернуться и начать швырять камни в окно — распугать всю вашу компанию, то собирался подговорить наших ребят-строителей подкараулить ту пеструю кепку и вздуть хорошенько. Мне казалось, что он один всему виной… Я брел по подмерзшей дороге в свой поселок и беззвучно плакал. Как ни вытирал рукавом телогрейки щеки, а они все оставались мокрыми, и ветер обжигал их. Ночь стояла тихая. Редкие звезды безучастно глазели со своей вышины, луна выглядывала из-за туч, похожих на клочки распушенной ваты, высвечивала землю голубоватым лучом.
Я слышал от стариков, будто Искандер Великий в тягостные минуты рассказывал о своих горестях воде. Вспомнил об этом, когда проходил мимо нашего озера. Оно дремало. Камыши нашептывали ему сны. В лунном свете казалось, что это и не вода вовсе, а молоко. Я подошел к берегу и сел на траву, мокрую от росы. Я поведал воде свою обиду на тебя, мой брат, и на твоих дружков. И она будто поняла меня — чуть слышно отдохнула, у самых ног моих шлепнулась о берег волна, откатилась, переливчато позванивая.
Не знаю, почему Искандер Великий обращал свой лик именно к воде. Мне кажется, когда сидишь у воды, видишь ее спокойствие и не забываешь в то же время о могучей ее силе, начинаешь вдруг ощущать, как в душу твою приходит мир. Если тебе нужно будет принять какое-нибудь важное решение, советую тебе, брат мой, посиди у тихой воды.
Я смотрел на дорогу, прислушивался, ожидая уловить звуки твоих шагов. Ночью в такую тишь услышать можно раньше, чем увидеть. Я надеялся, что ты пойдешь этой дорогой. Потому что только она вела в наше селение.
Временами доносился из селения далекий лай собак. Я знал их по голосам и мог безошибочно назвать имена их хозяев.
Вскоре в нашем селении погасли последние огоньки. Я продрог у воды. Встал и медленно побрел домой. Вода мне посоветовала ничего не говорить невестке, а рассказать обо всем Нурли.
РАЗДУМЬЯ ТРИНАДЦАТОЙ НОЧИ
Перед глазами неотступно маячила рыжая Земфира. Она заслонила собой даже того крепыша в пестрой кепке. Мог ли я сравнить ее с нашей снохой? Разве стоила она хотя бы ногтя нашей Айджемал? Нет, нет, как это повернулся у меня язык сравнить их!
В одной из сказок говорится, что даже дракону не удалось убежать от плохой женщины. Как же ты теперь, мой старший брат, избавишься от Земфиры? По-моему, достаточно увидеть ее один только раз, чтобы смекнуть, какова она, эта Земфира…
Я представить себе не мог, что будет, если когда-нибудь придет эта Земфира к нам домой и скажет нашей снохе, пустив ей в лицо дым от сигареты: "Какого черта ты держишься за брюки Аннама! Он мой!" Разве наша бедная сноха переживет такое? Если мы ее и не похороним после такого стыда, так
