Каменные колокола - Владимир Арутюнович Арутюнян

— Ладно, ладно, спи, нам пока еще не дали того золота, чего зря волнуешься?

Муж шахбазовской невестки был каменщиком. Строил для соседнего колхоза телятник. В Абану он не приезжал. Свекровь ее была добрая женщина. Она доверяла невестке и никогда не спрашивала: «Где была, почему задержалась?» И сейчас она только сказала обеспокоенно:

— Задержись ты еще немного — и я бы уже пошла за вами. Не задерживайся, доченька, в горах, там полно всякого зверья.

— Не беспокойся, маре, я ведь не далеко хожу.

На этом разговор между свекровью и невесткой кончился. Несмотря на такие теплые отношения, невестка не открыла ей своей тайны.

«Вдруг старуха кому-нибудь скажет — кто потом будет расхлебывать кашу?»

———

«Но-о, но-о...»

Из Кешкенда прибыл фургон с хлебом. Жители Абаны стали расспрашивать фургонщика:

— Дядя Согомон, как там наши?

— Хорошо, хорошо.

Он их и не видел, но важно то, что ничего плохого о них он не слышал.

— Дядя Согомон, привез нашего малыша?

— Места не было, места не было...

Подошел грустный Пилос:

— Кум Согомон, отвези нас в Кешкенд.

— Я должен бочку везти. Погрузим ее, если место останется, повезу.

Пилос закатал постель, увязал и положил ее на траву недалеко от фермы. Вираб сел на нее. Назлу смотрела на фургон, держа в руках бадью.

— Кум Согомон, хоть Назлу и ребенка посади, а я рядом пойду.

— Нет, груза много, тяжело, останемся на дороге.

— А что, если все трое сядут, заболеют твои лошади? — вмешалась невестка Шахбаза. — Ты так ломаешься, будто они не колхозники.

— Пойди принеси постель и положи в фургон, посмотрим, как это он вас не повезет, — поддержала ее Хачануш.

Не поздоровавшись прошел мимо них мрачный кузнец Саак. Хачануш демонстративно показала ему вслед растопыренную пятерню[27]. Пилос увидел и остался доволен.

— Дядюшка Согомон...

— Ладно, ладно, на спусках будете сидеть, а на подъемах пойдете пешком.

Три лошади — две молодые и одна старая — потащили фургон и остановились рядом с Назлу. Пилос погрузил вещи.

— Но-о, но-о!..

Тетушка Арегназ пожелала им счастливого пути и подолом фартука вытерла глаза.

Невестка Шахбаза подошла к фургону. Поцеловала Вираба. Прослезилась. Назлу и Пилос растрогались.

— Но-о, но-о!..

Придя домой, Хачануш разбила треснутый горшочек: «Счастливого им пути».

Кузнец Саак избил жену.

— Бесстыжая, из-за тебя опозорились на весь Кешкенд.

Колеса — с деревянными спицами, на них металлические ободья. Кузов фургона из сухого дерева. Кузов без конца скрипит и дрожит. Дрожь передается сидящему. Он не может ни думать, ни говорить, ни слушать. В мире существует лишь одно: гр-р-р...

— Кум Согомон, ты видел автомашину?

Голос Пилоса, смешавшись с гулом, дошел до Согомона.

— Будь проклят тот, кто придумал автомашину! Жизни от нее не стало. Сколько раз выскакивала прямо передо мной, лошади шарахались, сходили с дороги, разбивали фургон. Сколько раз просил: подъезжая к фургону, не делайте «ту-ту». Э-э-э... Кому ты это говоришь? Но-о!

На берегу Арпы играла музыка. Цыгане. Цыгане, как аисты, прилетали и улетали.

Им дали землю, сказали: постройте дома и живите. Они согласились, но через месяц-другой затосковали по своей бродячей жизни.

— Пусть ваша земля вам останется, а мы пошли.

Теперь вот снова прилетели на старое гнездовье.

Пилос вдруг почувствовал, что и он, как цыган, свободен. Нет стада, привязывающего его к горам. Даже о бадье забыл. Это было какое-то наваждение, сон, мечта. Счастливый, он крикнул цыганам:

— Э-эй!..

Узкая улочка, низенький дом. Одна-единственная комната с земляным полом. В комнате — тахта, амбар[28] и тонир. Тонир теснит амбар, амбар теснит тахту. Испуганная этой теснотой, вся посуда взгромоздилась на полку.

В Кешкенде, в родном доме, забылись заботы горца. Назлу наводила в доме порядок. Пилос вышел на улицу.

— Пойду поищу работу.

Шумно в Кешкенде.

Открыли новую широкую улицу. Пыль и грязь, камни и рытвины. Будут еще асфальтировать. На углу улицы строят здание гостиницы из черного мозского камня. Потом фасад оштукатурят, чтобы выбелить известкой.

Тут-тук-тук... Монотонно работает каменотес. Пилос сел рядом с ним. Тот сделал вид, что не замечает этого. Праздные люди раздражали его.

— Какая у тебя прибыль в этом деле? — спросил Пилос.

Каменотес отложил обтесанный камень, хотел взять другой, но вспомнил, что ему задали вопрос. Посмотрел на Пилоса.

— Встань и подай мне камень, который под тобой.

Пилос подал.

— Теперь иди.

— Куда?

— К себе домой. И если у тебя нет другого дела, открывай и закрывай свои двери.

Тут-тук-тук...

Возчик привез камни, а разгружать было некому. Грузчики, молодые ребята, проработав две недели, уговорили начальника перевести их учениками к каменщику.

Возчик обратился к Пилосу:

— Ты ведь не занят?

— Нет.

— Давай вместе поработаем.

— А зарплата будет?

— А как же.

— Ну давай.

Пилос сел на телегу и поехал на развалины Моза за камнями.

Какой-то человек прохаживался взад и вперед-перед домом Пилоса. Назлу мыла во дворе шерсть. Заметила человека и подумала: «С чего это милицейский конюх Аршо околачивается возле нашего дома?»

Напевая какую-то любовную песенку, Аршо прошел мимо нее, затем вернулся и снова запел.

В полдень на телеге приехал Пилос, выгрузил камни снова отправился в Моз. Вираб поел и вышел поиграть. Назлу расстелила шерсть для просушки, а сама села рядом, чтобы сразу же собрать ее, если вдруг поднимется ветер. Начала вязать чулок.

Аршо опять пришел. Теперь он пел новую песню. Увидел Назлу, перестал петь. Остановился:

— Дай мне стакан воды.

На другой день Назлу старательно наводила чистоту во дворе. Опять мурлыча что-то под нос, подошел Аршо.

— Назлу, — сказал он, нарочно придав своему голосу побольше мужественности, — не постираешь ли ты мой платок?

Назлу слегка смутилась, потом оскорбилась.

— Отдай своей жене, пусть стирает.

Аршо криво усмехнулся. Назлу помрачнела. Аршо повернулся, что-то коротко пропел и ушел.

Набежала туча. В мыслях у нее был гром, за пазухой — молния. Пошел дождь. По улицам побежал ручеек, смывая пыль, и потек в сторону ущелья. Арпа забурлила, зарокотала. Мутный поток смешался с чистыми водами.

Аршо вбежал в дом Пилоса. Назлу лежала на тахте. Ее платье задралось, ноги были открыты. Аршо отряхнулся. Подмигнул Назлу, затем через полураскрытую дверь посмотрел на небо:

— Это не скоро кончится.

Закрыл дверь, запел. Назлу прислушалась, песня