Каменные колокола - Владимир Арутюнович Арутюнян
Пилос, накинув на шею теленка веревку, повел его домой.
Невестка Шахбаза грустно смотрела им вслед. Встретила соседок и сказала:
— В этом году у вас мало хлеба. За пятнадцать пудов зерна я продала нашего теленка.
Соседки решили, что это очень дорого, но сказали:
— Стоило, даже за двадцать стоило.
Вираб обнял теленка, поцеловал. Отдал ему свой кусок хлеба. Назлу погладила его, взяла ведро, представила, что несет в нем молоко и молока у нее больше, чем у всех остальных. Каждое утро она будет давать мужу сливки. Заставит Вираба пить только что надоенное пенящееся молоко. Назлу ликовала.
Пилос попросил телегу, поехал в Абану, привез траву и сложил ее на крыше кешкендского дома.
Для теленка нужен был хлев, для сена — сеновал. Забот прибавилось.
Он попросил начальника стройки:
— Завтра воскресенье, мы не работаем. Разреши мне поехать и привезти из Моза два воза камней.
Начальник стройки подумал, подумал и ответил:
— Пиши заявление.
Пилос принес заявление, и ему разрешили ехать.
На телеге, выделенной для строительства, Пилос привез из Моза камни. Свалил их у ворот, отвез телегу обратно и вернулся. Посмотрел на камни и остался доволен. Радость Назлу удвоилась.
— К свадьбе Вираба у нас будет приличный дом.
Пилос взял льняную бечевку и что-то стал измерять вокруг дома. Мимо проходил Аршо, увидел — сердце его сжалось. Нахмурился и прошел, глядя под ноги. Возчик увидел, подошел:
— Поздравляю.
— Спасибо.
— Головы у тебя нет, Пилос. Ведь полдня ты в Мозе проводишь без дела. Отделай камни и уже обтесанными привези.
— Инструментов нет.
— У нас дома есть тесак.
Назлу тотчас же пошла и принесла тесак.
Белый мячик луны. Луна далеко-далеко. Заходит за облака, смотрит кокетливо и нежно. А если нет облаков, луна становится скромной, светлой хозяйкой неба. Осенняя луна большая...
Пилос тесал камни. Из двух камней один раскалывался. И снова, тук, тук...
Звук доносился до милицейской конюшни.
«Говорят, золото у них украли — а как же дом строят?»
Аршо казалось, что все удары молота приходятся ему по голове.
На стене здания губкома висела афиша, на которой кривыми буквами было написано: «Сегодня женское собрание».
А ниже: «Говорящее кино. Механик Петик».
Некоторые поняли, что Петик — киномеханик, другие решили, что это название фильма.
Курьер ходил по домам, предупреждая мужчин, чтобы те отправили своих жен на собрание.
Еще в полдень дети окружили агитпункт, где должны были показывать кинокартину. Даже если бы в эту минуту налетела целая туча комаров, то и она не смогла бы разогнать их.
Некоторые уже рассказывали содержание фильма. Дети были уверены, что будет показана война красных и белых, и рассказывали друг другу о войне.
Пилос весело улыбался. Он нарочно пришел с работы пораньше. Аршо, интересовавшийся всеми событиями в городе, уже был на улице. Пилос подошел к нему:
— Здравствуй, кум.
Между ними не было прямого кумовства. Просто это было старое словцо, шедшее еще от дедов. Они даже не знали, чей дед был кумом другого.
— Здравствуй, — сухо ответил Аршо.
— В фильме машина есть?
— Есть.
Мимо прошли дети. Пилос и у них спросил:
— Эй, ребята, в фильме машина есть?
— Да.
Дети были убеждены, что в кино все должно быть.
— Я же сказал, что есть, зачем еще детей спрашивать? Я как-никак связан с милицией, знаю.
Аршо придавал большое значение своей причастности к милиции, но был недоволен тем, что всего-навсего конюх. В годы коллективизации Аршо проявил большую активность и привлек к себе внимание. У него были все возможности попасть в губком, но во время раскулачивания он притащил к себе домой трех конфискованных баранов и на этом попался. Он утверждал, что купил их. Кое-как выкрутился. Но подозрение осталось. В годы бандитизма он уверовал, что власть изменится. Днем по поручению губкома патрулировал, а по ночам носил бандитам еду. Его снова начали подозревать. Аршо решил, что его отец кому-то проболтался. Его вызвали на следствие, но он опять вывернулся. Бандит, которому он носил хлеб, погиб. Виновность его не была доказана, но подозрение усугубилось. Аршо сумел устроиться в милицию конюхом. В тот же день он поссорился с отцом, швырнул камнем в отцовскую дверь, выругался и ушел.
Аршо догадался, что Назлу ничего не сказала Пилосу. Он обрадовался.
— У меня, кум, знакомый ювелир есть.
Пилос не понял, к чему он это говорит. Сначала недоумевал, а потом решил, что это, должно быть, почетно, и сказал:
— Ну и хорошо.
— Принеси несколько золотых, сплавим ему. Купишь куме платье.
— Поверь, кум, золото украли.
— Все равно ты золото не превратишь в деньги. Поймают — отберут, а тебя в Сибирь сошлют.
— Говорю тебе: украли золото. Пусть того, кто украл, и посылают в Сибирь.
Пилос ушел, недовольный кумом. Аршо издал глубокий вздох, похожий на фырканье.
Лампы, висевшие на стенах зала, зажглись. Окна плотно закрыли, чтобы внутрь не проникали крики детей.
Из Еревана приехала женщина с коротко подстриженными волосами, в туфлях на высоких каблуках и в белой как снег блузке.
Председатель исполкома пригласил ее на сцену, предложил сесть и... осмелился взять за руку. Некоторые из собравшихся поражались терпению жены председателя исполкома. Женщина из Еревана посмотрела в зал и рассмеялась:
— Уважаемые мужчины, сегодня женское собрание. Что вы пришли — хорошо. Будьте гостями. Но хозяева зала — женщины. Освободите стулья, чтобы женщины могли сесть.
Женщины скромно жались в дальнем углу зала и наблюдали, чем все это кончится.
Мужчины оставались на своих местах. Председатель исполкома поднялся:
— Всем встать.
Скамьи и стулья сердито загрохотали. Каждый подозвал свою жену и постарался устроиться рядом с ней.
Невестка Шахбаза и Хачануш сидели рядом. По обе стороны от них сидели мужья.
— А говорят, что в городе женщины ходят с открытой грудью и руками, — шепнула Хачануш.
— Ну и что? — встала на защиту городских женщин невестка Шахбаза, пользовавшаяся в доме большой свободой, хотя сама никогда и не подумала бы ходить с открытыми руками.
— Если муж разрешит, откроешь?
— У меня ведь дети, мне не к лицу.
Женщина из Еревана попросила тишины. Все замолчали. Она заговорила:
— С тех пор как человечество стало вести оседлую жизнь и возделывать землю, всегда было так, что один властвовал, а другие ему служили. Есть такая страна, где