Дух мадам Краул и другие таинственные истории - Джозеф Шеридан Ле Фаню
Элис плохо выспалась накануне. Ее быстро сморила усталость, и она глубоко заснула, не успев потушить свечу, горевшую рядом с постелью. Как случается иногда, сон, без какой-либо явной причины, покинул ее внезапно и полностью, и она увидела, что в комнату входит Уна. Сжимая в руке маленький вышитый кошелек собственной работы, Уна, со своей обычной кривой улыбкой, прокралась к постели – судя по всему, она рассчитывала, что сестра спит.
Элис поразил странный ужас, и она не пошевелилась, а сестра осторожно подсунула руку под валик в головах постели. Потом Уна, постояв немного у камина, потянулась вверх, к полке, и достала оттуда кусочек мела; как показалось Элис, из-за двери комнаты Уны осторожным движением высунулась длинная желтоватая ладонь, в которую Уна и вложила мелок; младшая сестра помедлила немного в глубокой дверной нише, с улыбкой взглянула на Элис через плечо, скользнула к себе и затворила дверь.
Холодея от ужаса, Элис встала и последовала за ней; в комнате сестры она воскликнула:
– Уна, Уна, во имя Неба, объясни, что с тобой!
Уна, судя по виду крепко спавшая в своей постели, вздрогнув, пробудилась, смерила сестру удивленным и недовольным взглядом и спросила:
– Что понадобилось здесь Элис?
– Ты была в моей комнате, Уна, дорогая, и тебя что-то беспокоило и тревожило.
– Сны, Элис. Это мои сны проникли в твой мозг, сны, и больше ничего. Иди в постель и спи.
И Элис отправилась в постель, но спать она не собиралась. Она пролежала больше часа, не смыкая глаз, а затем в спальне вновь показалась Уна. На этот раз она была полностью одета, и на ней были плащ и толстые башмаки (об этом можно было догадаться по стуку ее шагов). В руках она держала узелок, сделанный из платка, капюшон был спущен на лицо; одетая таким образом – судя по всему, в дорогу, – она остановилась в ногах кровати и бросила на сестру такой бездушный, жуткий взгляд, что та едва не лишилась чувств. Потом Уна отвернулась и ушла обратно к себе.
Быть может, Уна возвращалась, но Элис так не думала, во всяком случае, она ее не видела. Охваченная тревогой и смятением, она пролежала еще около часа, пока ее не вспугнул стук в дверь – не ту, что вела в комнату Уны, а наружную, которая через короткий коридор сообщалась с каменной винтовой лестницей. Элис вскочила с постели, но, убедившись, что дверь заперта изнутри, почувствовала облегчение. Стук повторился, и снаружи послышался тихий смех.
Наконец страшная ночь миновала и наступило утро. Но Уна! Куда делась Уна?
Больше Элис ее не видела. Над изголовьем ее пустой постели обнаружились написанные мелом слова: «Ултор Де Лейси, Ултор О’Доннелл». А под собственной подушкой Элис нашла вышитый кошелек, который видела в руке у Уны. Это был ее маленький прощальный подарок, и на нем имелась простая надпись: «Любовь Уны!»
Ярости и ужасу Де Лейси не было предела. В неистовых словах он поносил священника, который по трусости и небрежению не оградил его дитя от происков врага рода человеческого. Он бушевал и кощунствовал, как повредившийся рассудком.
Говорили, он даже настоял, чтобы был совершен торжественный ритуал изгнания бесов – так он надеялся освободить от чар и вернуть себе свою дочь. Рассказывали, что старики слуги несколько раз видели Уну. Однажды погожим летним утром ее заметили в окне башни, где она, держа в руке зеркальце, расчесывала свои золотые косы. Заметив, что за нею наблюдают, она вначале как будто испугалась, а потом улыбнулась своей хитрой кривой улыбкой. Ходили также слухи, что Уну встречали несколько раз при лунном свете на дне лощины припозднившиеся деревенские жители и каждый раз ее первоначальный испуг сменялся улыбкой; обычно она напевала отрывки из старинных баллад, которые носили отпечаток сходства с ее собственной печальной судьбой. Привидение уже давно перестало показываться. Но говорят, что временами, раз в два-три года, можно слышать летней ночью в поздний час, как из глубины лощины слабо доносится сладостный голос Уны, напевающий те же жалобные мелодии. Со временем, разумеется, прекратятся и эти звуки, и все окончательно забудется.
Глава VIII
Сестра Агнеса и портрет
Когда умер Ултор Де Лейси, его дочь Элис нашла среди вещей покойного маленькую шкатулку, в которой находился портрет, соответствующий описанному мною выше. Взглянув на него, она в страхе отпрянула. На миниатюре, со всеми ее зловещими и странными особенностями, была точно изображена наружность призрака, чей страшный образ жил в памяти Элис. Сложенный листок, также найденный в шкатулке, содержал короткое повествование, в котором говорилось, что «в году 1601 от P. X., в декабре месяце, Уолтер Де Лейси из Капперкуллена захватил у брода вблизи Оунхея, или Абингтона, множество пленных из числа ирландских и испанских солдат, которые бежали после разгрома мятежников при Кинсейле, среди коих оказался некто Родерик О’Доннелл, отъявленный изменник, близкий родственник другого О’Доннелла, предводителя мятежа. Указанный Родерик, ссылаясь на родство с Де Лейси по материнской линии, слезно и неотступно молил сохранить ему жизнь и предлагал большой выкуп, однако Де Лейси по причине, как считали некоторые, своей ревностной приверженности королеве безжалостно предал его смерти. Когда О’Доннелл взошел на вершину башни, где была устроена виселица, то он, перейдя грань отчаяния и не надеясь на милость, произнес клятву: он-де, будучи неспособен повредить роду Де Лейси при своей жизни, станет за гробом делать все, чтобы лишить их могущества и величия, и не успокоится, пока этого не добьется. Он появлялся с тех пор неоднократно, и всякий раз к пагубе тех, кто носил имя Де Лейси, вследствие чего вошло в обычай показывать малолетним отпрыскам рода миниатюрный портрет указанного О’Доннелла (который имелся при нем в числе немногих прочих ценностей), дабы они по незнанию не поддались обману и не восторжествовала воля врага, неуклонно стремящегося дьявольскими уловками и адскими плутнями ввергнуть в погибель это древнее семейство, в особенности же лишить его родословное древо отростков, в которых продолжили
