Безответная любовь - Рюноскэ Акутагава

Обе плачут.

1923

Письмо четвертого мужа

Это письмо было передано господину Раме Чабзуну из Даржилинга в Индии, который должен отправить его в Японию. Все же я немного беспокоюсь, вдруг оно не дойдет до тебя. Но даже если и не дойдет, ничего страшного, поскольку у меня и в мыслях нет, что ты с нетерпением ждешь мое письмо. Но если ты его все-таки получишь, то, я думаю, моя судьба потрясет тебя. Во-первых, я живу в Тибете. Во-вторых, я стал китайцем. В-третьих, у меня общая с тремя другими мужьями жена.

До этого я уже отправил тебе письмо, когда жил в Даржилинге. С тех пор я уже полностью превратился в китайца. Честно говоря, на свете нет ничего противно-обременительнее гражданства. Хорошо еще, что почти никто не спрашивает, являюсь я гражданином Китая или нет. Помнишь, когда мы еще учились в колледже, ты дал мне прозвище Вечный Жид. Видно, как ты и говорил, мне на роду было написано стать Вечным Жидом. Как же мне нравится тибетский город Лхаса. Но моя привязанность объясняется не его пейзажами или климатом. А только тем, что здесь господствует прекрасное правило, согласно которому леность не считается чем-то безнравственным.

Тебе, как человеку образованному, наверное, известно, что Лхаса именовалась в прошлом Раса. Но этот город никогда не был городом голодных духов. Жить в нем даже приятнее, чем в Токио. Причем леность его жителей можно назвать величественным зрелищем, которое можно увидеть разве что в Раю. Вот и сегодня жена, как обычно, не шелохнувшись сидит, скрестив ноги, у дома на расстеленной соломе и спокойно предается полуденному сну. Это происходит не только у моего дома. У каждого дома дремлет по два-три человека. Нигде в мире невозможно увидеть такую картину всеобщего покоя. А над головами этих людей, над пагодой ламаистского монастыря бледное солнце тускло освещает снега, покрывающие горные вершины, окружающие Лхасу.

Я намерен хотя бы несколько лет прожить в Лхасе. Помимо величественной лености меня, возможно, привлекает и прекрасная внешность жены. Ее зовут Дава, в нашей округе она считается красавицей. Она выше среднего роста. Даже грязь не может скрыть белизны ее лица, о которой говорит и имя Дава (оно значит Луна), глазки узенькие, как ниточки, даже когда она не прищуривается, и при этом она удивительно ласковая, мягкая. Я уже писал, что вместе со мной у нее четыре мужа. Первый муж – торговец вразнос, второй – младший унтер-офицер, третий – буддийский живописец, четвертый – я. Но я сейчас тоже не бездельничаю. Мне удалось стать искусным парикмахером.

Ты человек строгих правил и, скорее всего, не можешь не осудить меня, примирившегося с тем, что у одной жены может быть несколько мужей. Но, с моей точки зрения, любой брак зиждется на удобствах. Христиане, придерживающиеся моногамии, совсем не обязательно высокоморальнее нас, исповедующих другую религию. Более того, случаи, когда у одной жены фактически несколько мужей или когда у одного мужа фактически несколько жен, существуют, как известно, во всех странах мира. Было бы неверно утверждать, что и в Тибете полностью исключены случаи моногамии. Таких людей лишь осуждают, называя луксо миндзо (нарушителями принятых правил). Так же как в цивилизованных странах нас будут осуждать за полигамию. Я не испытываю ни малейшего неудобства оттого, что у меня общая с тремя другими мужьями жена. То же можно сказать и о них. Дава же любит каждого из своих четырех мужей абсолютно одинаково. Еще живя в Японии, я и трое мужчин были покровителями одной гейши. По сравнению с этой гейшей Дава чуть ли не бодхисатва. Буддийский живописец даже дал ей прозвище Дева-Лотос. В самом деле, когда жена сидит под плакучей ивой на берегу реки, прижимая к груди младенца, кажется, что над ее головой сияет ореол. Детей трое, старшему из них шесть лет, остальных она еще кормит грудью. Кого из мужей они считают своими отцами, сказать не берусь. Но первого мужа они называют папой, а трех других – дядями.

Но Дава все-таки женщина. И не могу сказать, что она ни разу не поступила дурно. Примерно два года назад она обманывала нас с продавцом коралловой лавки. Обнаруживший это первый муж тайком от Давы обсудил с нами, что следует предпринять, чтобы наказать их. Больше всех возмущался второй муж – младший унтер-офицер. Он настаивал на том, чтобы отрезать обоим носы. По тибетским законам отрезание носа рассматривается как один из видов самосуда (подобно газетным нападкам в цивилизованных странах). Третий муж – буддийский живописец – все время плакал в полной растерянности. Я предложил трем мужьям немедленно отрезать нос продавцу, а мерой наказания Даве будет раскаяние в содеянном. Разумеется, никому из нас не улыбалась перспектива отрезать ей нос. Первый муж, торговец вразнос, сразу же согласился с моей идеей. Правда, буддийскому живописцу было жалко носа несчастного продавца. Но, чтобы не злить младшего унтер-офицера, он тоже согласился со мной. Что же касается младшего унтер-офицера, то после некоторого раздумья, тяжело вздохнув: «Нужно подумать о детях», и он присоединился к нам.

На следующий день мы вчетвером легко связали продавца. Младший унтер-офицер, как наш представитель, вооружившись моей бритвой, без труда отрезал ему нос. Продавец, конечно, поносил нас на чем свет стоит, укусил младшего унтер-офицера за руку, орал благим матом. Но правда и то, что, после того как ему отрезали нос, он, плача, поблагодарил торговца вразнос и меня за то, что мы приложили к ране кровоостанавливающее.

Ты человек достаточно умный, чтобы догадаться, что произошло после этого. Дава с тех пор добродетельно любит нас всех четверых. Мы ее, само собой разумеется, тоже. Даже младший унтер-офицер вчера проникновенно заявил мне: «Как я теперь вижу, еще счастье, что мы не отрезали носа у Давы».

Как раз сейчас Дава, проснувшись после полуденного сна, хочет пойти со мной прогуляться. Так что я заканчиваю свое письмо пожеланием тебе, находящемуся за тысячи миль от меня, счастья. Во всех дворах Лхасы буйно цветут персики. Сегодня, к счастью, не дует ветер, несущий тучи пыли. Мы собираемся пойти посмотреть выставленных к позорному столбу у тюрьмы мужчину и женщину, совершивших безнравственный поступок – они поженились, будучи двоюродными братом и сестрой…

1923

Показания девицы Ито о кончине благородной госпожи Сюрин[54], супруги князя Хосокава, властителя Эттю, посмертно нареченной Сюрин Индэн Каоку Согёку Дайси

«1. В год мятежа Исиды Дзибусё, то бишь в пятом году эры