Гадюка - Джон Вердон

Он снова позвонил — на этот раз попросил реанимацию. На посту ответили:

— Эсти Морено вышла на минуту. Попробуйте позже.

Теперь он знал, что она в курсе — и где она. Но что дальше? Подождать минут пять и звонить? Оставить номер? Или просто ехать?

Последнее было единственно верным. Дело не только в информации или соболезновании. Ему нужно быть там. Он убрал телефон и пошёл на кухню.

Мадлен мешала что‑то в кастрюле.

— Мне нужно в Олбани, в больницу. Джек ранен, — сказал он.

Она подняла глаза:

— Как?

— Его ранили.

— Выстрелили? — спросила она.

— На парковке. Возле Олбани. Я поехал. Позвоню оттуда, — ответил он.

На парковку больницы он въехал в 18:28 — весь, как в оцепенении. По местному радио как раз шёл репортаж о смертельной перестрелке в Гарвилле:

— Сегодняшняя ожесточённая перестрелка унесла ещё одну жизнь, — сообщил корреспондент. — У Доминика Веско остановка сердца после операции. В 17:45 констатирована смерть. Джек Хардвик вывезен из операционной и введён в искусственную кому — чтобы повысить шансы на выживание.

Он выключил радио. Попытался собраться с мыслями. Простая фраза, возвращавшая его к делу — «сделай следующее правильное действие» — не сработала. Он не знал, каково «следующее правильное».

Пока Хардвик в коме, лезть в реанимацию бессмысленно. К тому же полиция Гарвилла или штата уже наверняка здесь: теперь знают, что он — участник перестрелки с двумя погибшими. Возможно, Кэм Страйкер, помня о связи Гурни с Хардвиком, отправила людей — ждать. Он чуть осел в кресле, оглядел парковку осторожно. Посмотрев в сторону главного входа, заметил женщину, вышедшую через вращающуюся дверь. Несмотря на мороз — на ней джинсы и свитер. В одной руке — сигарета, в другой — зажигалка. Повернувшись к двери, чтобы прикрыть пламя от ветра, она показала профиль — Эсти.

Её присутствие неудивительно; тревожила другая вещь: вид Эсти. Он засомневался — подходить или нет? Но понял: надо. Решив, что внутри могут быть полицейские, он вышел, поднял воротник, быстро пересёк стоянку.

Она глубоко затянулась, потом медленно выпустила дым; лицо окаменело.

— Эсти? — позвал он.

Она посмотрела и хрипло, злобно сказала:

— Что ты здесь делаешь?

Он моргнул:

— Слышал… по радио… о стрельбе.

— Уходи. Просто уходи. Сейчас же! — рявкнула она.

Он сделал полшага назад:

— Я не понимаю.

— Он может не выжить. Он может умереть. Ты слышишь? — выкрикнула она.

— Боже, Эсти, я… — попытался ответить он.

Она перебила его, выплёскивая ярость:

— Ты втянул его в это чёртово дело! Это ты, сукин сын! Убирайся отсюда! Сейчас же!

62.

Он отступил к своей машине. Сел. Сидел, подавленный, чувствуя, как нарастает боль от её ярости.

Человек, которого он наивно считал неуязвимым, оказался столь же хрупок, как и все. И именно его уговорами, его настойчивостью тот был буквально поставлен под пули. Если Хардвик умрёт…

Он не знал, сколько просидел, опустив голову. Когда поднял взгляд — уже во второй раз за вечер узнал знакомую фигуру, вышедшую из вращающихся дверей. Женщина дошла до машины, стоявшей в нескольких метрах от его — и в свете открытой дверцы он разглядел лицо хозяйки эвакуатора, Шарлин Веско. Стиснутая челюсть, прямые, тонкие губы. Чувство в этом лице было неясным — но, казалось, в нём больше страха, чем горя. Она резко вырулила и направилась прочь. Он решил последовать за ней. Не имел чёткой цели — лишь ощущал: любое действие лучше бездействия.

Вечерний поток машин позволил ей уйти на две-три машины впереди — на окраину Олбани, в сторону Гарвилла. Когда стало ясно, что она едет на свою авторазборку, Гурни отстал ещё — выключил фары, припарковался в конце квартала и стал наблюдать.

Шарлин распахнула высокие стальные ворота, прошла к трейлеру-офису. Питбуль на цепи у угла залаял — и притих. Через минуту она вывела собаку на коротком поводке, посадила в машину. Заперла ворота, вернулась в салон.

Он держался за ней с выключенными фарами до оживлённого проспекта, потом включил свет и устроился двумя машинами позади. Они пересекли город; на зелёной, пригородной улочке она свернула на подъездную дорожку к скромному ранчо. Проезжая мимо, он успел увидеть, как она входит в боковую дверь; собака следует за ней.

Дальше по улице он заметил странно чужую в этой местности машину — жемчужно-серый Range Rover, тысяч за сто. Трудно было представить владельца такого авто в рабочем районе. Тонировка не позволяла разглядеть водителя — лишь намёк на силуэт.

Пока Гурни выезжал из Гарвилла, он всё поглядывал в зеркало — слежки не увидел. Но липкое чувство тревоги оттого серого «Рейндж Ровера» не отпускало и через полтора часа, когда он сворачивал на тропу со стороны лагеря.

Зачем Шарлин заезжала за питбулем и забрала его домой, могла же оставить его на работе сторожить площадку? Потому, что завтра не собиралась туда возвращаться и кормить? Или потому, что дома ей могла понадобиться защита?

Защита от кого? И почему?

Потрясения дня отбили аппетит и сон. К двум ночи он поднялся, натянул джинсы и футболку, ушёл в кабинет.

Он развернул список поездок Ленни за несколько недель до смерти. Сосредоточился на визитах в два офисных центра: один — «Clearview Office Suites», затем три — «Capital District Office Park». Сверившись со справочниками арендаторов, он прикинул несколько возможных сценариев для этих четырёх поездок.

Первый сценарий — медицинский. В этой версии визит в «Clearview» — отделение неотложки; пятидневный перерыв — и приём в гематолого-онкологической клинике в «Capital District»; затем — центр визуализации, возможно, МРТ; напоследок — снова онкологи, обсуждение результатов.

Второй — юридический. Тогда «Clearview» — юридическая фирма; после — три подряд визита к уголовным адвокатам в «Capital District».

Третий — финансовый. «Clearview» — к финансовому консультанту; затем — три визита в брокерскую контору в «Capital District».

Перебирая варианты, он пришёл к выводу: юридический вероятнее финансового, но медицинский — вероятнее юридического. Впрочем, не исключено, что четыре поездки имели четыре разные причины — и что перепады настроения Ленни с ними не связаны вовсе. Сложить факты в стройную картинку — легко; потерять при этом связь с реальностью — ещё легче.

И всё же медицинская гипотеза манила. Он ясно видел: