Гадюка - Джон Вердон

Ленни замечает тревожные симптомы… идёт в ближайшую неотложку… записывается к специалисту… Узнаёт о серьёзной проблеме. Как эта новость его меняет? Приоритеты? Может, она дарит безрассудство — уверенность, что терять нечего? Ровно то, что толкает на шантаж. Может, это объяснит…

Его оборвал щелчок выключателя в спальне напротив и шаги Мадлен.

— Ты понимаешь, который час? — спросила она, появляясь в дверях. В голосе — обвиняющая нотка, будто его отсутствие нарушило её сон.

Свет в кабинете он не включал; лунный отсвет из окна едва вычерчивал её силуэт.

— Я размышлял над происходящем, — сказал он.

Она издала звук — насмешливый смешок, как ему показалось.

Он не отреагировал: — Представим, что у Лермана — медицинская беда, возможно, фатальная. Он видит в шантаже Зико Слэйда беспроигрышный вариант. Воображает, что, заполучив миллион, а затем отдав его сыну с дочерью, искупит свои отцовские провалы. Представим…

— Постой! Было же вскрытие. Разве оно не выявило бы серьёзную патологию, если бы она была?

— Это было судебно-медицинское, а не клиническое.

— И что это меняет?

— Задача судмедэкспертизы — установить: смерть естественная или нет; если нет — чем вызвана. Если эксперт видит, что смерть наступила непосредственно от обезглавливания, у него нет причин искать иные заболевания. Полное клиническое вскрытие делают, когда причина смерти неочевидна.

— А нельзя выкопать тело и проверить…

— Нужен ордер на эксгумацию. Полиции Страйкер или Рекстона это неинтересно — шансов нет.

63.

Проснувшись утром, он обнаружил, что Мадлен уже уехала в клинику, а его медицинская гипотеза — при отсутствии Хардвика — подверглась самому жёсткому испытанию: его собственному скепсису.

Хотя время последнего визита Лермана в окружной офисный парк совпадало с началом его депрессии, а замысел шантажа возник уже после неё, ряд противоречий ложился глухой тенью сомнения на всю картину.

Да, в дневнике Лермана были записаны три телефонных разговора со Слэйдом — с пометками о компромате, сумме и времени, — но сам Слэйд утверждал, что никаких звонков ему не поступало.

Несоответствие требовало выбора позиции. Гурни, по крайней мере формально, встал на сторону Зико Слэйда. Но если Слэйд прав, значит, Лерман солгал насчёт звонков. Ради чего? И как это всё соотносится с медицинским диагнозом?

Каждый раз, когда запутываешься, смотри на то, что перед глазами, и делай самый простой следующий шаг.

Так говорил его первый наставник в нью-йоркской полиции — и этот совет его никогда не подводил. Теперь он вспомнил страх, который прошлой ночью увидел на лице Шарлин Веско. Наверное, стоит навестить её.

Когда Гурни прибыл в Гарвилл, город был укутан тяжёлыми серыми тучами, давившими на него, как плита. На улице Шарлин Веско не было признаков жизни. Машины исчезли, включая «Рейндж Ровер». Весь квартал — с голыми ветвями деревьев и потускневшими газонами — выглядел вымершим.

Он остановил машину у дома Веско, прошёл по сырой кирпичной дорожке, позвонил. Где-то гудел телевизор, но дверь не открывали. Он позвонил снова, выждал, постучал — сперва вежливо, потом настойчивее.

То, что хозяйка не подходила, было странно, но ещё страннее — молчание питбуля, которого она накануне привела домой. Он обошёл дом вдоль подъездной дорожки. Её машина стояла у боковой двери. В верхней половине двери — стеклянные вставки. Он заглянул внутрь: короткий коридор, уходящий на освещённую кухню. Постучал. Тишина.

Он прошёл к задней стене дома — целая линия окон была закрыта опущенными жалюзи. Обогнув угол, оказался у боковых окон. Там жалюзи были подняты, видны столовая, маленький кабинет и гостиная. И именно то, что было в гостиной, приковало его взгляд.

Лишь через мгновение он узнал в ссутулившейся в кресле перед телевизором женщине Шарлин Веско. Из широко раскрытых глаз ручьи крови стекали по щекам... от ушей — по шее... от нижнего уголка рта — на грудь, пропитывая перед бледно-голубого свитера. При свете лампы у кресла её кожа казалась болезненно белой. Взгляд — мёртвым, будто прошло уже несколько часов. Он потянулся за телефоном, но его остановило второе тело. Тёмно-серое, у её ног. Питбуль, лежащий в луже крови.

Он вернулся к машине, заблокировал определение номера и набрал 911. Назвал адрес, где именно в доме находится тело, описал, что видел. Добавил, что это, похоже, убийство, и разъединился.

Гурни снова подошёл к окну, ещё раз оглядел комнату — на случай, если что-то упустил. Увидел на журнальном столике возле телевизора бутылку, похожую на виски, и два стакана. Это точно вызовет интерес отдела по убийствам.

Он вернулся в машину. На случай, если Страйкер решит пинговать его телефон, он несколько минут ехал в сторону Олбани, затем выключил аппарат, развернулся и кружной дорогой вернулся к Уолнат-Кроссинг.

Остановившись в укрытии на опушке, он стал размышлять, что могли сделать Шарлин Веско, чтобы вызвать такие пугающие симптомы, и какое отношение к этому могут иметь бутылка виски и два стакана.

Кровь, которую он видел, подсказывала о массивной дозе антикоагулянта. Он представил, что дозу могли тайком добавить в рюмку виски, но вовремя вспомнил: количество, достаточное для столь тяжёлого эффекта, по вкусу нельзя не заметить. Вероятнее — инъекция, и, скорее всего, после того, как она потеряла сознание или хотя бы перестала сопротивляться, — возможно, несколько капель чего-то менее отчётливого в виски. Такая последовательность — вместе с двумя стаканами и её позой в кресле — намекала, что убийцу она знала. Возможно, это был пассажир того самого «Рейндж Ровера».

Но почему её убили? И — таким странным способом?

Гурни поёжился. Тоскливая гарвиллская погода будто следовала за ним по пятам; в машине становилось холоднее. В воздухе явственно чувствовался намёк на снег, и прежде чем это превратится во что-то серьёзное, ему надо забрать из дома кое-какие вещи и перевезти их в лагерь.

Дорога вверх и вниз по холму, затем переход поля к окну спальни — уже почти рутина, странная и одновременно необходимая. Вернувшись домой, он сперва подставил руки под тёплую воду на кухне, согревая пальцы. Пока разогревалась кофеварка, достал в подсобке две сумки и стал паковать. В одну уложил буханку хлеба, пачку чеддера, пакет миндаля, два банана, банку оливок, большой термос с водой и бутылку апельсинового сока. В другую — запасной свитер, шерстяные носки, шарф, лыжные варежки, фонарик, ноутбук и зарядник под автомобильный USB-порт. Сев у французских дверей с кофе, он заметил, что на часах ровно 16.00.

У Мадлен в тот день была ранняя смена — к этому времени она