Золотой человек - Джон Диксон Карр

– Значит, сердце не задето! – сказал Ник. – И если сердце не задето…

– Да, сэр. У него может быть шанс.

– Есть ли где-то поблизости врач?

– Да, сэр, доктор Клементс.

– Тогда позвоните ему. Скажите…

– Мы могли бы прислать за ним машину, сэр?

– Хорошая идея. Так и сделайте.

Ларкин, внезапно опомнившись, выпрямился:

– С вашего позволения, мадам…

Кристабель махнула рукой, давая понять, что он может делать все, что ему заблагорассудится. На корточках, окутанная мехом, она напоминала красивую сумку. Опасаясь, что женщина отклонится назад и упадет на спину, Ник осторожно взял ее за плечи и помог подняться.

– Минутку, – сказал он и, когда Ларкин вышел из комнаты, последовал за ним.

В коридоре, за закрытой дверью, он полушепотом отдал Ларкину несколько быстрых распоряжений, которые, по-видимому, немало удивили дворецкого. Вернувшись в столовую, Ник подошел к Кристабель.

– Мистер Вуд. Он?..

– Если повезет, миссис Стэнхоуп, он может выкарабкаться.

– Но вы сказали, что он мертв!

– Да, – усмехнулся Винс, – ты сказал, что он мертв.

Ник изо всех сил старался сохранить самообладание. «Раз, два, три, четыре, пять, шесть…»

– Извините, миссис Стэнхоуп. Такую ошибку может совершить любой, кроме врача, что зачастую и происходит.

– Вы же не оставите его лежать здесь?

– Извините, это все, что я могу сделать. Кроме того, перемещать его сейчас, вероятно, опаснее, чем оставить там, где он есть. Через несколько минут здесь будет доктор. Понимаете?

– Да. Понимаю.

Ник оглянулся через плечо:

– Винс, может, поднимешься к себе и оденешься? Не исключено, что это займет у нас всю оставшуюся ночь.

Его бывший одноклассник колебался. Он все еще стоял, заложив руку за пазуху, в позе Наполеона; покрасневший лоб и сердитый взгляд свидетельствовали о том, насколько он возмущен подобного рода распоряжениями. Тем не менее природное добродушие взяло верх.

– Ты прав, старина. К твоим услугам.

– А теперь, миссис Стэнхоуп, пожалуйста, не пройдете ли вы со мной?

– А мы не могли бы просто… остаться здесь, с ним? – взорвалась Кристабель.

– Если хотите. Думаю, вам будет не так тяжело, если мы перейдем в другую комнату. Можно в соседнюю. Видите ли, я должен задать вам несколько вопросов.

– Ох… хорошо.

Отдав необходимые распоряжения Роджерсу, исполнявшему обязанности как лакея, так и камердинера, он последовал за Кристабель в гостиную и включил стоящий у камина торшер. Арочный проход между двумя комнатами закрывался огромными, скрытыми в стене раздвижными дверями, напоминающими тюремные. В камине среди пепла краснело несколько догорающих угольков, но батареи еще поддерживали какое-никакое тепло даже в этот темный час, когда жизненные силы истощены.

Ник взял кожаный портсигар.

– Сигарету, миссис Стэнхоуп?

– Спасибо, – сказала Кристабель, опускаясь в кресло.

– Огоньку?

– Спасибо.

– Некоторое время назад, миссис Стэнхоуп, вы спросили меня, как я здесь оказался. Буду с вами откровенен, потому что хочу, чтобы вы были откровенны со мной.

– Да?

Он не боялся нервного срыва с ее стороны, истерики или даже слез. Да, такое могло случиться. Но если и случится, то позже. Сейчас хозяйка дома была в шоке. Сигарету она держала неловко, между средним и безымянным пальцем, и каждый раз, когда подносила ее ко рту, ладонь наполовину закрывала лицо. Черты ее смягчились, на губах появилось подобие улыбки. Волосы слились с песочного цвета тяжелой соболиной шубой, в уголках рта и глаз проступили сеточки морщин.

– Кажется, вы говорили, – продолжил Ник, – что ваш муж терпеть не может переодевания и маскарадные костюмы?

– Да.

– И все же по какой-то причине он решил надеть маскарадный костюм этой ночью.

– Да. – Она выпрямилась. – Знаете, я как-то об этом не подумала. Странно, не правда ли?

– Мне говорили, что мистер Стэнхоуп ничего не делал, не имея ясного представления о том, для чего он это делает.

– Никогда!

– И он вряд ли мог переодеться шутки ради?

– Боже правый, нет! Дуайт не любит шуток, за исключением тех, которые можно услышать в мюзик-холле. Особенно он не любит розыгрыши. Говорит, что розыгрыши унижают людей и что человек, которому доставляет удовольствие унижать людей, ничем не лучше садиста.

– Понимаю. Тогда не могли бы вы предложить какую-нибудь причину, объясняющую, почему он попытался ограбить свой собственный дом?

– Нет.

– Вы ничего не знаете о его бизнесе?

– Нет. Он никогда ничего мне не рассказывает. Говорит, что женщина должна…

– Да?

– Выглядеть красивой и очаровывать, – улыбнулась Кристабель и тут же напряглась, ее глаза наполнились слезами. Вызванное шоком оцепенение еще не прошло и действовало подобно опиуму. В то же время ее разум лихорадочно искал ответ на один и тот же сбивающий с толку вопрос.

– Давайте вернемся к событиям сегодняшнего вечера, миссис Стэнхоуп. Когда вы легли спать?

Кристабель снова затянулась сигаретой.

– Думаю, в то же время, что и вы, и все остальные. В половине первого или около того.

– Вы и мистер Стэнхоуп спите в одной комнате?

– НЕТ.

– Ваши спальни расположены по соседству?

– Нет. Моя спальня находится в передней части дома, с другой стороны. – Она указала пальцем. – Раньше там была спальня Флавии Веннер. Дальше гостиная – Флавия называла ее своим будуаром, потом общая гардеробная, а потом спальня Дуайта.

– Понимаю. Вы, случайно, не слышали, как он выходил из своей комнаты?

– Нет.

– Или выходил из дома?

– Нет. – Кристабель помолчала. Ее изогнутые, выщипанные брови поползли вниз. – Вы сказали, вышел из дома?

– Да. Стекло в одном из окон столовой было вырезано. Вырезано снаружи и довольно аккуратно. Конечно, само по себе это ничего не значит. Он запросто мог поднять раму, высунуться и вырезать то самое стекло. Но если это «ограбление» было спланировано так искусно, как я думаю, то… Почему вы улыбаетесь?

– «Искусно». Интересное слово для детектива, – сказала Кристабель.

– Думаю, миссис Стэнхоуп, мы скоро придем к выводу, что преступление было во всех отношениях спланировано искусно. По всей вероятности, ваш муж вышел из дома, побродил по саду и оставил четкие следы, которые позже убедили бы нас, что злоумышленник – чужак и проник извне.

Кристабель не ответила.

– Что вас разбудило, миссис Стэнхоуп?

– Разбудило меня?

– Вы были в холле наверху, когда я вышел из своей комнаты около половины четвертого. Не могли бы вы сказать мне, что вы там делали?

– Я… я действительно не знаю.

– Может быть, вы услышали какой-то шум?

– Какой шум?

– Любой шум.

Кристабель покачала головой. Она колебалась. Но постепенно на ее лице проступило выражение простодушной искренности.

– Так и быть. Если вы действительно хотите знать ответ на этот вопрос, я вам скажу. Это был сон. Мне приснились вы – да-да, вы! – и в моем сне вы были суперпреступником вроде