Золотой человек - Джон Диксон Карр

После каждого пункта он переводил взгляд на стоящего перед ним Ника и хмурил брови, как будто что-то причиняло ему боль.

– Рост – пять футов десять дюймов. Вес – двенадцать стоунов. Волосы черные. Глаза серые. Отличительные… Да, будь я проклят!

– Ш-ш-ш!

– Но зачем ты понадобился полиции? Ты же вроде бы увлекался книжками. Какой, к черту, от тебя толк в полиции?

Ник забрал у него удостоверение.

– И вообще, что ты здесь делаешь?

– Мне сейчас некогда объяснять, Винс. Увидимся позже. Дело в том, что… – он указал в сторону столовой, – там взломщик.

– Эй? – Джеймс снова поднял кочергу.

– Он мертв. Его ударили ножом.

– Отличная работа. Кто это сделал?

– Я не знаю.

– Черт возьми, – воскликнул Джеймс, – у каждого есть право убить грабителя. Хотя лично я не стал бы убивать его ножом. Однако, если кто-то вломится в дом и ты застрелишь его или ударишь по голове, ничего страшного. Так ты не знаешь, кто это сделал?

Ник жестом призвал его к молчанию. По коридору быстрыми шагами шла Кристабель Стэнхоуп. Мраморная раковина с позолоченными купидонами на карнизах наполнилась эхом других звуков. Казалось, где-то очень далеко просыпается целое спальное крыло. Ник вспомнил – в доме двадцать слуг.

– Я слышала, что вы сказали. – Кристабель облизнула губы. – Это правда? Вы действительно полицейский?

– Да, миссис Стэнхоуп.

– Тогда вы не… Не важно. – Она коротко рассмеялась, но тут же взяла себя в руки. – Это мой муж попросил вас приехать сюда?

– Да.

– Зачем?

– Поговорим позже, пожалуйста. Где сейчас мистер Стэнхоуп?

– Я не знаю. Мистера Стэнхоупа нет в его комнате. Вы же не думаете, что он тронулся умом и убил?.. – Кристабель подняла руки и жестом, исполненным сознательной или неосознанной грации, провела ладонями по волнам шелковистых каштановых волос, в которых уже пробивалась седина. Голос ее звучал ровно и бесстрастно. – Мертвец в доме. Это так необычно. Я иногда спрашиваю себя: что было бы, если бы здесь случилось нечто ужасное? Но вот это совсем не то, что я себе представляла. Мы можем посмотреть, что произошло?

– Да. Сюда.

Джеймс, чье любопытство не уступало любопытству хозяйки дома, открыл дверь. Ник молчал, погруженный в свои мысли, но при этом не спускал глаз с Кристабель.

– Очевидно, злоумышленник пытался украсть картину Эль Греко, – объяснил он. – Но когда снял ее со стены, что-то случилось.

– Ума не приложу, зачем кому-то понадобилось красть одну из этих картин? – раздраженно-воинственным тоном заявил Джеймс. – Я в искусстве ничего не смыслю, зато хорошо понимаю, что мне нравится. А ведь на нем довольно много крови, а?

– Да.

– Этот негодяй мертв? Ты уверен?

– Да.

Кристабель сначала остановилась в дверях, потом, преодолев нерешительность, сделала несколько шагов вперед.

– Не понимаю… – сказал Джеймс, перекладывая кочергу в левую руку. – Это самая громкая кража со взломом, о которой я когда-либо слышал.

– Согласен.

– Если кто-то убил парня, почему никто не выйдет и не скажет об этом? Погоди-ка! Это не нож ли для фруктов с буфета? Вон там? Возле ноги?

– Похоже на то.

– Так, может быть, это он сам. Насколько я помню, этот нож лежал в вазе или где-то еще. Предположим, он начал снимать картину, поскользнулся или что-то в этом роде, хлопнулся на нож и, падая, сбросил столовое серебро.

– После чего нож сам собой выскользнул из раны и упал на пол? – спросил Ник.

– Я и забыл, что ты детектив, – с почти глумливой усмешкой заметил Винсент.

Похоже, в нем говорила какая-то старая, глубоко засевшая обида или зависть.

– Повезло тебе, Ник, ничего не скажешь!

– Снимите с него маску, – неожиданно и громко сказала Кристабель Стэнхоуп.

– Простите?

– Да снимите же с него маску, – почти закричала она.

Дверь была распахнута настежь, и сквозняк из открытого окна шевелил плотные шторы из малинового, с золотой каймой бархата, и они раздувались, как тяжелые паруса.

Столовая была до потолка отделана дубовыми панелями. Трапезный стол и стулья, привезенные в качестве трофеев из испанского монастыря, служили своего рода дополнением к трем оставшимся картинам. Над камином висел портрет Карла IV кисти Веласкеса, один из серии таких портретов. С одной стороны от него была «Голгофа» Мурильо, с другой – еще одна картина «Юная ведьма» Гойи. Напротив них, у правой стены, стоял разгромленный буфет.

– А! – сказал Ник. – Значит, вы тоже так думаете, миссис Стэнхоуп?

– Что думаю? – воскликнула Кристабель.

Осторожно ступая, чтобы не задеть фрукты и посуду, Ник направился к телу. В это же время из холла послышались мягкие шаги, и в дверях появился дворецкий Ларкин, мужчина средних лет, определенно обладающий чувством собственного достоинства.

Если не принимать во внимание тапочки, он был полностью одет, не хватало только воротничка. За его спиной стояли еще двое мужчин в халатах.

– Все в порядке, мадам? – спросил он.

– Да, все в порядке, – рявкнул Джеймс. – Возвращайтесь к себе. Мы поймали вора, вот и все.

– Да, сэр. Но мне показалось, я что-то слышал… – сказал Ларкин и замолчал.

Опустившись на колени рядом с телом, Николас Вуд осторожно отогнул козырек шапочки, оттянул ее назад и снял. Маска представляла собой кусок черного муслина с овальными отверстиями для глаз и держалась на обычной резинке. Ник приподнял маску снизу, развязав резинки на ушах. Из-под маски выбились густые, коротко подстриженные седые волосы. Голова грабителя запрокинулась так, что его лицо почти коснулось крышки серебряного блюда для овощей.

Никто не произнес ни слова.

В тонких, бескровных чертах даже сейчас угадывалась мягкость, в основании которой лежала сила. Прежде всего сила. В спокойном состоянии это выражалось в самом каркасе лице. Это был не тот человек, которого вы хотели бы видеть своим врагом.

Никто не произнес ни слова, пока Кристабель не опустилась на колени рядом с телом и не издала дикий, животный вопль. Ларкин, дворецкий, неслышно вошел в комнату и закрыл дверь перед двумя своими спутниками.

Взломщиком оказался Дуайт Стэнхоуп, которого зарезали ножом для фруктов при попытке ограбить собственный дом.

Глава шестая

Ларкин заговорил первым.

– Сэр, – пробормотал он, дергая Винсента Джеймса за рукав, – я думаю, он жив.

– Успокойтесь!

– Сэр, – настаивал Ларкин, – я думаю, он дышит.

Голос прозвучал словно из ниоткуда, и Ник, еще не веря услышанному, резко обернулся:

– Подождите! Вы о чем?

Извинившись, Ларкин бочком продвинулся к телу, осторожно наклонился и, когда его лицо оказалось рядом с лицом Кристабель, указал пальцем на серебряную крышку от блюда для овощей. Голова лежащего на полу Дуайта Стэнхоупа склонилась набок, и губы почти касались крышки. На полированном серебре виднелось едва заметное мутноватое пятнышко. Хозяин