Яблочный пирог с загадкой - Татьяна Тарт
Девушка с замиранием сердца пробежала взглядом по первой странице. Каллиграфический почерк прабабушки, тонкий и изящный, словно узор виноградной лозы, казался ей знакомым и одновременно чужим. Она впервые держала в руках этот дневник, хотя он всегда лежал в их доме, рядом с вышитыми подушками и шерстяными пледами, которые пахли бабушкиными духами.
Первые страницы были заполнены рецептами – старинными, записанными от руки, с пометками на полях и засохшими каплями чего-то, что когда-то, наверное, было малиновым вареньем. Адель улыбнулась. Она представила себе прабабушку на этой же самой кухне, за этим же самым столом, склонившуюся над тетрадью и тщательно записывающую свои кулинарные секреты. Она еще пролистала несколько страниц – рецепты, рецепты. Хотела быстренько начать читать с конца, как вдруг записи в дневнике стали другими. Мадлен начала писать о своей жизни, о своих мечтах и страхах. Она писала о любви, о разочаровании и предательстве.
Затаив дыхание, Адель пробовала на вкус каждую букву старинного дневника – в ее руках он раскрывался особым ароматом и подсвечивал тайные ингредиенты бабушкиной души. Адель глотала большой ложкой там, где нужно было использовать десертную. Выпивала то, что нужно было только пригубить. В какой-то момент записи обрывались, и Адель вынырнула из гипноза книги. Посмотрела вокруг – все та же комната и тот же сервант, но что-то поменялось в воздухе. Она спустилась на кухню – там вкусно пахло пирожными.
«Ой, я совсем забыла про них», – подумала девушка, разглядывая ровные ряды бабушкиного лакомства.
– Спасибо, ба, – прошептала она воспоминаниям и включила чайник. Пока заваривался чай, Адель достала из шкафчика старинный фотоальбом. Она открыла его и начала рассматривать снимки своей семьи. Потом вспомнила про фотографии, которые прихватила из старого дома, поднялась в комнату. Они лежали на кровати, обделенные вниманием. Схватила их и снова вернулась на кухню.
На одном из снимков она увидела свою прабабушку Мадлен. Та была молода и красива, с лучезарной улыбкой и глазами, полными жизни. Адель не могла поверить, что эта женщина могла быть способна на убийство.
– Мадлен, – прошептала Адель, глядя на фотографию. – Какой невероятный рецепт жизни ты создала?
В этот момент чайник засвистел, и Адель вздрогнула. Она отложила фотографии и налила себе чашку чая. Сделала глоток и почувствовала, как горячий напиток согревает изнутри, пробуждая что-то неуловимо знакомое.
– Мне нужно разобраться во всем этом, – сказала она себе. – Я должна узнать правду о Мадлен. Ты, оказывается, совсем не такая, какой я тебя помню…
Адель не знала, что это не единственная причина, по которой ей нужно было узнать правду… Дневник манил и предлагал вернуться к чтению. Записи были хаотичными, полными эмоций, от безграничной радости до глубокого отчаяния. Мадлен писала о своей любви к молодому парню, начинающему и перспективному кондитеру Анри, об их совместных мечтах, о том, как они вдохновляли друг друга на новые кулинарные шедевры. Но в ее записях ощущалась и растущая тревога, предчувствие чего-то неладного. Тексты были будто написаны двумя разными людьми: тот же почерк, те же чернила и те же кляксы на полях, но подача становилась иной. Одна Мадлен была простая, земная, вторая будто погружалась в глубину и искала там силу, поддержку и новые идеи для рецептов. Эта маленькая книжечка раскрывала секрет успеха каждого печенья и пирога… но девушка пока не замечала… она только чувствовала, как нечто теплое пробирается через ладони и щекочет вкусовые ощущения где-то на уровне сердца и языка.
Но в следующую секунду магия обрывалась, и дальше писала уже другая Мадлен: о пропавших ингредиентах, о подпорченных продуктах, об анонимных угрозах, которые она начала получать. Кто-то явно пытался ей навредить, помешать выиграть конкурс «Вкус Прованса». Но кто? И зачем? И самый главный вопрос – почему она, Адель, ничего об этом не знала? А бабушка Мэри специально умалчивала или тоже находилась в неведении? Адель задумалась. Если Мадлен была невиновна в смерти Анри, то кто же его убил? И может ли это быть связано с отравлением Жан-Поля? Последнее выглядело абсурдным: прошло больше пятидесяти лет. В голове Адель начали вырисовываться возможные варианты, но все они казались ей неправдоподобными. Она чувствовала себя потерявшейся в лабиринте тайн и загадок, не понимая, куда идти дальше.
– Я так и знала! – послышался за спиной бурчащий сонный голос.
– Ба! Я не хотела тебя разбудить.
– А я-то все думала, вспомнишь о своем обещании испечь пирожные или нет, – рассмеялась бабушка Мэри.
– Прости, пожалуйста, я не специально.
– Да ладно уж. – Старушка все понимала. – Вот, держи. Специально для тебя сделала несколько лишних.
– Лишних корзиночек не бывает! – провозгласила Адель знакомым голосом и взяла одну, переложив к себе на тарелочку.
– Как твои изыскания? – начала Мэри.
– Читаю дневник. – Адель покрутила возле носа бабушки пожелтевшим от времени дневником. – А почему ты мне никогда не рассказывала про бабулю?
– Почему не рассказывала?
– Ну, я сейчас держу дневник и понимаю, что помню его, но до этого момента будто пелена. Ничего в памяти не осталось.
– Человек такое существо, забывает то, что неважно… – увильнула от ответа мадам Дюваль.
– Или то, что вызывает боль, – добавила внучка, и ее каштановые кудряшки подпрыгнули от возмущения. – Я все это время жила в каком-то вакууме, ба. Неужели мне было все равно, что происходило в детстве или вот с Мадлен, по стопам которой я шла?
– И идешь… Милая, я не знаю, что сказать.
– Просто расскажи мне, что произошло, когда мне исполнилось семь. Я помню, как упала на веранде в старом доме, а дальше темнота. Точнее… все. Я падаю, и дальше у меня начинаются воспоминания только с восемнадцати. Что было все это время?
– Я понимала, что ты забыла этот период, и мне так было удобнее и спокойнее. Потому что потом жизнь твоя стала яркая, ты начала улыбаться, у тебя появились мечты.
– Что произошло?
– Адель, в тот день погибла твоя мама. – Мэри заплакала. – Моя дочь погибла, возвращаясь домой. Ее сбила машина.
Адель сидела, слезы текли по щекам. Воспоминания не вернулись, но она почувствовала что-то темное и опасное в груди. Оно шипело и преграждало путь. Смеялось и заставляло отступить.
– А что было потом?
– Это случилось через год после исчезновения Мадлен.
