Яблочный пирог с загадкой - Татьяна Тарт

– Там написано о… о тенях, но как-то слишком туманно. Будто писала не она, а кто-то другой, но ее рукой… Мадлен писала, что тени преследуют ее.

Мадам Мэри замерла, словно птица, которую неожиданно лишили крыльев. Ее лицо, обычно живое и выразительное, стало непроницаемым, словно маска.

– Тени? – переспросила она спокойно, но Адель заметила, как побелели костяшки ее пальцев, сжимающих край стола. – Не говори глупостей, родная. Это просто сны… Не надо принимать их близко к сердцу. Твоя прабабушка была в тяжелом эмоциональном состоянии. Ей многое тогда показалось… странным.

– Но она писала, что они реальные, – настаивала Адель, чувствуя, как в груди ее растет тревога. – Что они пахнут сырой землей и… и гнилыми яблоками.

Мадам Мэри резко повернулась к ней, и на мгновение Адель показалось, что бабушка сейчас рассердится. Но та лишь тяжело вздохнула и опустилась на стул, словно у нее вдруг пропали силы.

Адель подошла и присела на край стула. Она взяла бабушку за руку и почувствовала, как та дрожит.

– Ты что-то знаешь, да? – спросила она тихо. – Что происходило тогда? Что ты слышала о тенях Мадлен?

Мадам Мэри долго молчала, глядя куда-то в сторону. Ее глаза, обычно лучистые и теплые, как прованское солнце, казались сейчас потухшими, словно отражающими холод и мрак давно минувших дней.

– Адель, – вздохнула мадам Мэри, и этот вздох пронесся по кухне тихим ветерком, запутавшимся в кружевных занавесках. – Ты права. Есть вещи, о которых нужно говорить, даже если они ранят больнее осколков разбитого стекла. Мадлен… она была особенной. Обладающей даром, который привлекал не только восхищение, но и… зависть.

Бабушка замолчала, словно собираясь с духом, прежде чем окунуться в омут воспоминаний.

– Она видела мир иначе. Чувствовала вкус ярче, ароматы глубже. Ее руки, касаясь теста, словно вдыхали в него частичку жизни, и люди… они это чувствовали. В каждом кусочке ее выпечки была магия. Магия, которая сводила с ума, заставляла возвращаться снова и снова, чтобы ощутить этот вкус, аромат, эту… тайну. Тесто в ее руках оживало, рассказывало каждому свою историю. Попробовав однажды ее выпечку, ты уже не мог не продолжать.

Мадам Мэри сделала глоток кофе из чашки Адель, и на поверхности напитка, словно в зеркале, Адель увидела отражение прошлого: размытые силуэты, шепот теней, привкус горечи и страха.

– Но этот дар, как и всякая магия, имел свою цену. Мадлен говорила о тенях, которые шепчут ей по ночам. О том, что они завидуют ее таланту, успеху, счастью. Говорила, что они питаются ее страхами и сомнениями. Что они хотят отобрать у нее все, что ей дорого… А были дни, когда она, наоборот, танцевала после общения с кем-то. Все, кто знал ее близко, думали, что после смерти Анри она сошла с ума. Да и я так начала думать.

Голос бабушки дрогнул, и она отвела взгляд, словно не в силах больше смотреть на внучку.

– Я не верила ей, Адель, – продолжила она, и в голосе ее послышалась горечь. – Считала, что это просто усталость, напряжение, страх перед испорченным будущим. До того конкурса ее странности были только во благо: новые рецепты, новые вкусы. Но… после того, что случилось с Анри… что-то пошло не так… она будто перешла на другую сторону – в мир теней, где не пахнет ванилью, где все – зеркальное отражение.

Адель молчала, чувствуя, как холодный ужас медленно сжимает ее сердце ледяными тисками. Так вот какой секрет хранила бабушка все эти годы! Трагедия, которая разрушила жизнь Мадлен и легла тенью на всю их семью.

– Почему смерть Анри связывали с Мадлен?

Мадам Мэри снова вздохнула, и этот вздох был похож на стон боли.

– Анри был найден мертвым в своей кондитерской, ну, ты знаешь, – медленно начала она, словно боясь услышать собственные слова. – Рядом с ним лежал… его фирменный пирог. С миндалем. Врачи сказали, что это отравление. Что в пироге был яд. И…

Бабушка замолчала, и Адель поняла, что дальше она не может говорить. Не может произнести вслух то, что и так уже понятно без слов.

– Все подумали на Мадлен, – прошептала она, догадываясь о конце истории. – Ведь она была его главным конкурентом на том конкурсе.

Мадам Мэри кивнула, и ее глаза наполнились слезами.

– Но это же бред! Мало ли кто и что может подумать?

– Бред бредом, но это было много лет назад, тогда человеческие предрассудки и слухи имели сильную власть. Хотя…

– Что?

– Ничего не изменилось с того времени. Не на тебя ли сразу упала тень сомнения? Людям проще послушать соседа, чем логику и здравый смысл, дорогая. Я только поэтому переживаю за тебя – люди бывают слишком жестокими. Тогда все улики были против нее, даже рецепт миндального пирога, который был известен только им двоим. Все болтали про зависть, которую, как они считали, Мадлен испытывала к Анри. Слухи, сплетни, пересуды – все это сплелось в тугой клубок, который затянул ее на самое дно.

– Ну какая зависть, если у них была любовь?!

– Ну, милочка… – Бабушка взяла себя в руки. Момент нежности остался в прошлом. – Любовь любовью, а тапочки у каждого свои.

Адель показалось, что и она начала сходить с ума: бабуля поменялась на глазах – из доброй сентиментальной старушки превратилась в расчетливую даму с сединой на висках. Она тряхнула головой, и кудряшки всколыхнули напоенный ароматами воздух. А бабушка тем временем замолчала, и в кухне воцарилась тяжелая тишина, нарушаемая лишь голосами прохожих за большими окнами. Адель сидела не шевелясь, пытаясь осознать услышанное. Неужели и правда история повторяется? Неужели и ей суждено стать жертвой чужой зависти и коварства?

– Но ведь Мадлен была невиновна? – спросила она, и в голосе ее послышалась робкая надежда.

Мадам Мэри покачала головой, и ее серебристые волосы рассыпались по плечам, словно струи фонтана.

– Конечно нет! Но дело осталось нераскрытым, и то, что ее не приговорили к тюремному заключению, мало помогло – жизнь ее все равно не была прежней. Репутация отравительницы клеймом осталась на ней: куда бы Мадлен ни заходила, всюду ее преследовали косые взгляды, неприятный шепот. Я не осуждала ее, когда она исчезла. Да, мне было больно, но она не могла поступить иначе.

Адель слушала бабушку, и сердце ее разрывалось от боли и сожаления. Она