Под зонтом Аделаиды - Ромен Пуэртолас
А меня переполнило радостное ликование. Розовый куст для меня! Домашний питомец, за которым я буду ухаживать! Впервые мне подарили не просто розу, а целый розовый куст. Я засмеялась от счастья. Столь оригинальный знак внимания растрогал меня до невозможности.
Я взяла цветочный горшок. Он был холодный, с влажной землей. Розовый куст оказался между мной и тем, кто его подарил. Мишель накрыл мои руки своими ладонями, и сердце у меня забилось быстрее.
Приятный запах его одеколона заполнил легкие, его взгляд проник в самые глубины моего существа, тепло его рук – мне под кожу. Я встала на цыпочки, потянулась губами к его губам и отдалась ему телом и душой.
Мои помощники уже собирались уходить, когда я вернулась в рабочий кабинет, телом и душой все еще пребывая в тумане. Перед расставанием я сказала Мишелю, что мы с ним теперь не увидимся до тех пор, пока я официально не докажу его невиновность в суде. Не то чтобы меня беспокоила этическая сторона отношений адвоката и клиента (как вы успели, должно быть, убедиться, у меня мало незыблемых принципов), но все мое тело сгорало от желания снова прильнуть к нему, глаза жаждали смотреть на него не отрываясь, рукам не терпелось к нему прикоснуться, так что я просто не смогла бы сосредоточиться на работе днем, зная, что вечером снова встречусь с ним. То есть мне нужна была четко поставленная цель. Разлука с Мишелем до победы в нашем деле сделает нашу встречу еще волшебнее, в этом я не сомневалась. И была полностью уверена в себе…
Умирая от стыда и страха, что у меня на лице крупными буквами написано все о том, чем мы сегодня занимались, я немедленно заперлась в туалете, умылась, промокнула шею и только тогда осмелилась войти в кабинет.
– Похоже, твое свидание заняло больше времени, чем предполагалось, – сказала Катрина, и я почувствовала, что безудержно краснею.
– Свидание?.. – пробормотала я.
– Ну да, ты же сегодня утром встречалась с Маризой Озёр. Ушла и пропала на весь день, я уже даже начала беспокоиться. – Катрина напомнила о том внезапном приступе лихорадки, который однажды приковал меня на несколько дней к постели.
– Я пообщалась с Маризой Озёр, а потом решила… проверить кое-какие факты.
– А это что? – поинтересовался Клод, глядя на цветочный горшок в моих руках.
– О, на обратном пути я зашла в садовый питомник. Это розовый куст…
– Розовый куст?
– Да, я… ну, вы же знаете, что я люблю цветы, и вот…
Чувствуя, что почва окончательно уходит у меня из-под ног, я водрузила горшок на свой стол и принялась вытаскивать из сумки дневник Розы. Затем я проинформировала Катрину и Клода об успехе в расследовании, не став, конечно же, упоминать, что уже грандиозно отпраздновала этот успех с нашим клиентом. Воодушевленная моим рассказом, Катрина сразу предложила перепечатать дневник полностью, чтобы у нас была копия, с которой можно будет работать, после того как оригинал уберут под замок в качестве вещественного доказательства.
На следующее утро, когда Катрина явилась в кабинет, она уже успела прочитать записки Розы и при шла к тому же заключению, что и мы с Маризой. Вероятность того, что Розу убил Кристиан Озёр, была очень высока.
Скоро эта красная тетрадка, личный дневник Розы, тяжелым камнем упадет на чашу весов Фемиды, весы качнутся в нужную сторону, и наш клиент избавится от любых подозрений. Адвокатская задача будет выполнена, дело закончится нашей победой. И тогда у нашей с Мишелем любви не останется преград.
Судья Ажа закрыл дневник Розы, всем своим видом выражая сомнения, и поднял взгляд на меня. Поджатые губы месье не предвещали ничего хорошего.
– Эти записи ничего не доказывают, – заявил он, прикуривая сигарету. – Будете?
– Что, простите?
– Я спрашиваю, не хотите ли вы закурить.
– Ничего не доказывают, вы сказали? – Я отмахнулась от протянутой мне сигаретной пачки. – Они доказывают, что Кристиан бил жену! – выпалила я, возмущенная лицемерием этого чиновника.
– Ну, во-первых, неизвестно, написан ли данный дневник самой Розой Озёр. Сначала нужно провести графологическую экспертизу. Кто угодно мог сочинить этот рассказ и письмо, о котором вы упомянули, с целью опорочить Кристиана Озёра. Что, кстати, объясняет нам тот факт, что дневник отправили по почте. Если его действительно написала Роза, почему она не пришла к Маризе и не поговорила с ней лично? – Он театрально вскинул бровь, гордый своим выступлением.
– Но…
– Да-да, почему Роза сразу не прибежала к золовке жаловаться, если муж начал ее бить? Ведь вы бы наверняка поступили именно так. Да любая разумная женщина так поступила бы!
– Не очень-то вы разбираетесь в женской психологии, ваша честь. Побитые женщины терпят и молчат.
– Что ж, допустим, вы правы. Постараюсь проявить добрую волю и соглашусь принять как факт, что этот дневник Роза написала собственноручно. Но откуда мы знаем, что она это не выдумала? Она не первая, кто переносит свои грезы на бумагу.
– Грезы о побоях?! – изумленно воззрилась я на него.
Он пожал плечами:
– У каждого свои причуды, мэтр. – И принялся следить за порхающим облачком сигаретного дыма.
Я ушам своим не поверила. Если бы сей господин не носил звания следственного судьи, я влепила бы ему пощечину. Вместо этого я резко встала, схватила дневник в красной обложке, прежде чем Ажа успел потребовать оставить его в качестве вещественного доказательства, развернулась на каблуках и удалилась.
Битва в суде назревала пострашнее той, к которой я готовилась. Ажа хочет настоящей бойни? Он ее получит.
Вернувшись в свой кабинет, я попросила Катрину все подготовить для графологической экспертизы дневника, чтобы официально установить, что он написан Розой Озёр. Для этого требовалось всеми правдами и неправдами заполучить образец ее почерка в доме, где она жила (любые записки, пометки на документах – в общем, все, что можно использовать для сравнения). Статус адвоката не давал мне никакого права на принудительное изъятие каких-либо вещей. И я обожала в свой работе этот момент, когда сталкиваешься с необходимостью совершить что-то незаконное. Как будто в глухой ограде вдруг приоткрывается дверца и приглашает ступить на тайную манящую тропу. Обычно я без колебаний распахиваю подобные дверцы пошире. Сама система правосудия порочна: чтобы хорошо выполнить свою работу, здесь время от времени приходится лгать, хитрить и обманывать. Впрочем, по моему глубокому убеждению, хороший адвокат – тот,