Она умерла как леди - Джон Диксон Карр

Как изменилась жизнь! Насколько труднее она стала с тех пор, как я начал этот рассказ. Вплоть до лета 1940 года мы жили в разумном достатке. Ограничения на топливо не вызывали особых неудобств. Некоторых продуктов стало меньше, но в целом еды оставалось предостаточно. Можно было не задумываясь пригласить гостя на ужин.

Все это вспоминается мне в связи с тем июльским вечером, когда в наш дом впервые вошла Белла Салливан.

Всем она полюбилась с первого взгляда. И мне, и Тому, и миссис Гарпинг. Таких девушек молодежь называет «милашками», и ее громадные глаза сражали всех наповал. Способность Беллы восстанавливать силы была просто поразительной. Вскоре после того, как ее привезли к нам, дали знать о себе ожидаемые признаки отсроченного шока: озноб, рвота, учащенное сердцебиение и такой слабый пульс, что на запястье он почти не прощупывался. А кроме того, Белла почти не могла есть.

Но миссис Гарпинг искупала ее в ванной, а затем обрядила в пижаму Тома и уложила в постель с грелкой в ногах. И к одиннадцати часам, хотя Том дал ей в качестве снотворного немного сульфонала, Белла, вооружившись иголкой и ниткой, уже сидела в постели и зашивала платье, выстиранное и высушенное любезной миссис Гарпинг.

Сыну она понравилась, и его нравоучения приняли совершенно невыносимый характер. В самом начале двенадцатого, сидя у себя в спальне с единственной трубкой, которую мне дозволено выкуривать за день, я услышал, как они разговаривают в соседней комнате. Между ними завязался следующий романтический диалог:

– Бога ради, женщина, если хотите говорить по-американски, поработайте над лексикой и акцентом. Не надо вот этого киношного жаргона. В кино все не так, как в жизни.

– Шиш вам!

– А вам так сразу оба! – возопил мой грубиян, манера общения которого отличалась скорее жаром, чем утонченностью.

– Что у меня с прической?

– Ничего хорошего!

– Идите знаете куда?! Хотя постойте. У вас прореха в кармане пиджака. Черт возьми, впервые вижу такого неряху! Дайте зашью.

– Уберите руки, женщина. Я не потерплю, чтобы меня лапали хищные самки!

– Кто хищный? Я хищная? Ах ты, мерзкий сукин сын!

Как понимаете, Белла говорила все это в шутку. Она сыпала словами, от которых волосы встают дыбом, но делала это искренне и даже как-то интимно, мягким голосом, полным доброты и душевного тепла.

– Да, вы хищная, – подтвердил Том, – как и все ваше племя. Это вопрос эндокринной системы. Сейчас принесу анатомический атлас и все покажу.

– Ту штуку, где картинки с освежеванными людьми? – Голос Беллы дрогнул. – Нет уж, спасибо. Предпочту глядеть в зеркало. У меня хотя бы кожа на месте. Кстати, доктор Кроксли, – уже серьезно спросила она, – вы знакомы с суперинтендантом Крафтом?

– Да. А что?

Белла помолчала. Я представил ее сияющую кожу и каштановые кудряшки, иголку с ниткой у нее в руке и уютную спальню, в прошлом принадлежавшую моей жене.

– Он сказал… что послезавтра будет разбирательство.

– Ложитесь и засыпайте, – сказал Том. – Это приказ.

– Нет, погодите! Еще он сказал, что мне, наверное, придется дать показания и опознать Барри.

– Да, обычно покойного опознает кто-то из родственников.

– То есть мне надо будет смотреть?.. Смотреть на Барри?

– Говорю, ложитесь спать!

– Он… Как он выглядит? Совсем страшно?

– Нельзя упасть с семидесятифутового обрыва в воду глубиной три-четыре фута, не получив при этом некоторых травм. Но врач, проводивший вскрытие, сказал, что тела не особенно пострадали. Ведь при ударе они уже были мертвы и, следовательно, расслаблены. По словам врача, самые сильные повреждения получены на камнях во время прибоя.

Тут я громко постучал в смежную стену. Ведь у врачей должны быть свои секреты, делиться которыми совершенно ни к чему.

– А теперь спать! – взревел Том.

– Я же говорю, что не смогу уснуть.

Но все же смогла, когда подействовал сульфонал. А вот я глаз не сомкнул. Крутился и вертелся под бой часов, и видел в каждом углу лицо Риты. Наконец спустился в пижаме в кабинет и тоже принял легкое снотворное. Врачам такое простительно, хотя злоупотреблять не рекомендуется. Когда я проснулся, было уже за полдень, светило солнце, и я чувствовал прилив свежих сил.

Принимая ванну, я окончательно взбодрился. Как оказалось, суперинтендант Крафт и сэр Генри уже приходили проведать Беллу. С помощью костыля Г. М. изловчился взойти на второй этаж. Мне передали, что в три пополудни меня будут ждать у Алека Уэйнрайта; спускаясь к неприлично позднему завтраку, я встретил Молли Грейндж, вышедшую из комнаты нашей гостьи.

Я задавался вопросом, поладит ли с Беллой тихая и сдержанная Молли, но единственного взгляда на нее хватило, чтобы понять, что все хорошо. На щеках у нее играл румянец.

– Вы уже познакомились с миссис Салливан? Она встала?

– Да, – улыбнулась Молли. – Одевается.

– Как она вам?

– Понравилась необычайно! – призналась Молли и озадаченно добавила: – Но знаете что, доктор Люк? Ее говор – просто ужас что такое!

– Привыкнете.

– И еще она постоянно мелькает у окна, – добавила Молли, – практически в голом виде, и на нее таращатся завсегдатаи «Упряжки». Будьте осторожны, доктор Люк, иначе в Линкомбе у вас будет самая дурная репутация.

– В моем-то возрасте?

– Я принесла ей свои чулки, – продолжила Молли. – Последнюю пару шелковых. Но, говоря словами Беллы, какого черта? Кстати, не следует знакомить ее с моим отцом. У него будет сердечный приступ.

– Зачем к ней приходил суперинтендант?

– Спрашивал, нет ли у Беллы фотографий Барри, – помрачнела Молли. – Она сказала, что есть. Но лондонские полицейские вроде бы обыскали квартиру Салливанов, но снимков не нашли.

– Актер без собственных фотографий?..

– Да, меня это тоже озадачило.

– Но послушайте, Молли! – начал рассуждать я. – Наверняка в доме Уэйнрайтов остались десятки его снимков. Разве не помните? Они с Ритой постоянно фотографировали друг друга.

– Вот именно. Там полиция тоже побывала. И все выглядит так, – поджала губы Молли, – все выглядит так, будто кто-то нарочно, из злобы, порвал эти карточки. Разве это можно понять, доктор Люк? Кто мог ненавидеть их настолько сильно, что даже фотографии уничтожил?

Зло витало над нами. Никогда не забуду, как Молли выглядела в тот момент, как вздымалась и опадала ее грудь, как светились кончики ее соломенных волос на фоне окна за спиной.

– Этот человек ненавидел их так сильно, что убил обоих.

– Неужели вы не изменили своего мнения? – с недоверием спросила она.

– Нет, не изменил. И на разбирательстве скажу то же самое.

– Но так нельзя!

– Решение принято. Теперь бегите, а я позавтракаю.

Но Молли не убежала.

– Не сказала бы,