Она умерла как леди - Джон Диксон Карр

средь ясного неба. Мистер Уэйнрайт был потрясен до глубины души. Кричал, что не верит. И что потом? Потом он убежал наверх – проверить, на месте ли одежда жены. А когда спустился, сказал: «Ее одежда на месте, но…» – и показал вам ключик. Имея в виду, дорогие мои болваны, что бриллианты исчезли.

Наступила тишина.

Феррарз, медленно покачивая головой из стороны в сторону, рассматривал ковер. Потом его взгляд скользнул по портрету, и на острых скулах напряглись желваки.

– Хотите сказать, – уточнил он, – что мистер Уэйнрайт собирался позволить им забрать бриллианты?

– Конечно.

– Даже с учетом того, что у него почти не осталось денег?

– Бывают и такие люди, сынок, – ответил, будто извиняясь, Г. М. – Судя по доказательствам, Алек Уэйнрайт один из них. Стоит ли удивляться, что он устал от жизни и окружающий мир производит на него самое невыгодное впечатление?

Картина обретала резкость. Я видел, как детали встают на свои места, и понимал, что оспаривать версию сэра Генри бессмысленно. Какие могут быть сомнения, хотите вы того или нет, если в консульстве имеются паспорта и визы?

Но даже в этом случае разве обязательно очернять память Риты? Как говорил Г. М., такие поступки совершенно типичны для нее. Сама того не желая, она спровоцировала настоящую бурю. Чуть не убила мужа, но ведь она не намеревалась этого делать! Да, Алек достоин восхваления, но заслуживает ли Рита порицания?

– Что касается миссис Уэйнрайт и Салливана – будем называть его Салливаном, – теперь вы понимаете, что им пришлось сделать, – продолжил Г. М. – Ей требовался новый паспорт, а ему – средство передвижения. Поэтому Салливан приехал из Лондона на машине и спрятал ее в мастерской, чтобы они могли провернуть свой фокус, а затем незаметно ускользнуть.

– Ускользнуть, сэр? – переспросил суперинтендант Крафт.

– Ну да. Сперва в Ливерпуль. Там избавиться от машины и двинуть в Ирландию, в Голуэй. И еще им надо было уничтожить все фотографии. Все без исключения. Зачем? Ну что за вопрос! Вскоре их объявили бы жертвами страшной трагедии, и газетчики стали бы охотиться за снимками для печати.

Крафт кивнул.

– Понятно, – задумчиво произнес он. – Нельзя было допустить, чтобы кто-то из консульства или паспортного стола, к примеру, увидел фото в газете и заявил: «Эй! Миссис Александер Уэйнрайт и мистер Барри Салливан? Вовсе нет! Это мистер и миссис Джейкоб Макнатт, и они сейчас пересекают океан, направляясь в Америку».

Г. М. развел руками.

– Если вам мало доказательств, – прорычал он, обращаясь ко мне, – просто подумайте о том, что случилось в субботу вечером.

Кто выбрал субботний вечер, когда у служанки выходной? Рита Уэйнрайт. Кто уволил садовника Джонсона под тем предлогом, что он подглядывал за хозяйкой? Рита Уэйнрайт. Кто запретил мужу приглашать других гостей и настоял на том, чтобы вас было четверо? Рита Уэйнрайт.

И наконец, в котором часу эти влюбленные пташки собрались провернуть свой фокус-покус? Естественно, в девять вечера. А почему? Потому, что Алек Уэйнрайт одержим новостями. Он глохнет, слепнет и ничего не замечает, как только над страной начинает разноситься успокоительный голос Джозефа Маклеода или Альвара Лиделла. Алек не помешал бы им выйти из этой комнаты. Никто не помешал бы. Гость был слишком смущен, а хозяин – слишком увлечен новостями.

Обратите внимание: поведение Риты не было просто актерской игрой. Ни в коем случае! Вся ее эмоциональность, все фразы и поступки были для нее вполне естественны, будто она и впрямь собиралась покончить с собой. Она со всей искренностью погладила мужа по голове, да и расплакалась тоже по-настоящему.

В каком-то смысле, джентльмены, она действительно уходила из этой жизни. Она прощалась. Отрезала – как ей казалось, острым ножом – все старые связи. Конечно, можно назвать это высокопарной чепухой, но в глазах Риты все выглядело иначе. О да. Итак, она выходит из дома. И красавчик Салливан – он слегка нервничает, набив карманы бриллиантами стоимостью пять или шесть тысяч фунтов, – выходит следом за ней.

Г. М. насупился и прочистил горло.

Феррарз, раскуривая все ту же вишневую трубку, ненадолго поднял глаза. Спичка высветила его жилистые запястья и впадины под скулами, когда художник затянулся табачным дымом.

– Одного не понимаю, шеф. – Он задул спичку. – Этот Барри Салливан, или Джейкоб Макнатт… – На его длинноносом лице снова промелькнула кошачья улыбка. – Он действительно любил эту женщину? Или его интересовали только бриллианты?

– Ну… Надо понимать, что я не был знаком с этим парнем. Но если судить по описанию предоставленному женой…

– Вы про Беллу?

– Да. Я рискнул бы предположить, что дело и в любви, и в бриллиантах. Не скажу, что совесть не позволяла Салливану сделать то, чего не следует делать. Она лишь не давала насладиться результатом. Но вернемся к тому, что произошло в субботу вечером. Они выбежали из комнаты, а потом…

– Да, сэр. Что было потом? – тихо спросил суперинтендант Крафт.

– Не знаю! – взревел Г. М. – Не имею ни малейшего понятия! Я, старый человек, оказался в тупике и пребываю в полном замешательстве!

По всей очевидности, именно это его и беспокоило. Совершенно забыв про больной палец, сэр Генри, громадный, в своей тоге с фиолетовой окантовкой, расхаживал перед камином. Затем он снял лавровый венок, с неприязнью посмотрел на него, положил на радиоприемник и произнес:

– А теперь, дорогие мои болваны, вот что нам известно. В промежуток между девятью и половиной десятого эти двое подошли к Прыжку влюбленных. Там они исчезли. Но не прыгнули с обрыва, поскольку не собирались этого делать.

Крафт с сомнением нахмурил лоб, но кивнул.

– Объяснений может быть только два, сынок, – разгорячился Г. М. – Или они каким-то образом спустились по скале, или – опять же каким-то образом – вернулись в дом, готовые к бегству в машине Салливана.

Крафт расправил плечи. Феррарз вынул трубку изо рта и как-то странно посмотрел на меня, но я мог лишь пожать плечами.

– Придержите коней! – взмолился суперинтендант. – А как же двойное убийство, совершенное на краю обрыва?

– Ох, сынок, – поморщился Г. М. – Неужто вы до сих пор считаете, что их убили именно там?

– Да, я исхожу из этого предположения.

– В таком случае знайте, что оно не соответствует действительности.

Крафт едва не выругался, но вместо этого, еще сильнее помрачнев, постучал карандашом по записной книжке.

– Хотелось бы услышать какие-нибудь доказательства, сэр.

– Хорошо. Попробуем их озвучить. – Подхватив тогу, будто охапку постельного белья, Г. М. повернулся ко мне. – Доктор, вы сидели в этой комнате, рядом с профессором Уэйнрайтом. Задняя дверь была открыта. Между вами и лужайкой оставался только кухонный пендельтюр, – указал