Я за тобой никогда не следила - Анастасия Борзенко

— Штаньков!

В гостиную вошел молодой мужчина с бутербродом в руке.

— Что это?

— Копии, которые вы просили снять.

— Копии чего, твою мать?

Штаньков в шоке смотрел на стол, листы были гладкими и белыми, будто бумагу только что вынули из пачки.

— Но я… не понимаю, Василий Петрович! Я заложил те бумаги в ксерокс, и он их…

Котов с такой силой ударил кулаком по столу, что с него слетела тарелочка с шоколадными конфетами. Штаньков виновато принялся их подбирать.

— А ты не удосужился проверить? Ты кретин, нет, ты тупой кретин!

Штаньков дернул рукой, протестуя, и уронил бутерброд на паркет, оставив на нем жирное пятно сливочного масла, густо намазанного на хлеб. Молодой человек поднялся, виновато положил перед начальником собранные с пола конфеты и опустил голову. Котов был в бешенстве. Павла они отпустили из-за какой-то дикой теории о тритиевой бомбе, будучи уверенными, что выигрывают время, а теперь все, что они имеют, — это лишь кипа чистой бумаги. Придется начинать сначала, а ведь как близко подобрались!

Несколькими минутами ранее опергруппа сообщила, что задержали водителя грузовика мороженого в нескольких кварталах от места нахождения епископа, но ничего, кроме мороженого, не нашли. Что ж, отлично, Третьяков напился тритиевой воды и теперь спокойно направляется в сторону киноконцертного комплекса.

Пока нет результатов состава воды, предпринимать какие-либо действия опасно. И что ему там надо? Стадион… Там же масса народу, не приведи бог к повторению истории с аэропортом!

Рация на столе ожила.

— Василий Петрович, с тестами все хорошо — тритий не обнаружен.

Котов с шумом выдохнул и набрал номер на мобильнике:

— Можно брать, он чист!

Черт, все было продумано, не зря он дал Наталье лишь три четверти часа, отсканировать объемный документ в столь короткий срок было нереально. Но куда глядел это глупый юнец, это же просто катастрофа, быть таким несобранным!

Он услышал в коридоре шумные возгласы, Наталья привезла Софью, и Мария Валентиновна с радостью бросилась к внучке на шею.

— Сонечка, деточка, где ты была так долго, ты здорова?

Соня улыбалась в ответ, у нее тряслись руки, лицо было бледным.

— Все хорошо, все хорошо… Бабулечка, я тебя так сильно люблю!

Мария Валентиновна горько заплакала, ей нужно так много внучке рассказать…

Третьякова ворвалась на кухню, но фраза, которую она собиралась произнести, застряла в горле — она поскользнулась на сливочном масле и с грохотом рухнула на пол, громко ругаясь. Котов не знал, что и делать. Он помог ей подняться и посадил на табурет.

— Я нормально! — Наталья эмоционально взмахнула руками. Она обхватила колени и принялась раскачивать табурет. Хотелось и кричать и молчать одновременно. Наконец она тихо произнесла: — Кот, он пил обычную газировку, почему его, мать его, отпустили?

Василий Петрович тяжело вздохнул и покачал головой. Сам хотел бы знать…

— Не знаю, ничего не понимаю уже, Могильный говорил об угрозе, но теперь никаких препятствий нет, уже отдал распоряжения, никуда епископ не денется, сукин сын! Скоро его задержат и привезут в штаб, так что собирайся.

Наталья никак не могла прийти в себя после встречи с братом.

— Что, мать их, они решили, что он пьет жидкую водородную бомбу, совсем с ума посходили все? И что за бумага у тебя на столе, новые методы ведения расследования, пялясь на чистый лист, как это называется… Чертова визуализация мыслей, мы теперь так работаем?

— Заткнись! Прости. — Котов погладил Третьякову по плечу. — Нам не надо впадать в панику, она сейчас нужна меньше всего, этот кретин Штаньков не смог даже копии сделать!

Штаньков смущенно заглянул в кухню:

— Но я…

— Выйди, возвращайся в участок и не показывайся мне на глаза до пенсии! — Котов был зол от собственного бессилия. — Я сам виноват, доверил зеленому мальчишке такое важное задание, теперь твой брат сидит на концерте, наслаждается музыкой.

— Ты о чем?

— Сегодня в фестивальном комплексе концерт Сиглесиаса!

Наталья задумалась.

— Здесь что-то не так…

— Что не так, он тянет время, люди Могильного уже на стадионе.

— Не за пением же, мать его, он туда пошел?

— Скоро выясним, едем в штаб-квартиру Могильного. Третьякова, машина уже внизу.

Наталья полезла в куртку и вытащила свернутый вчетверо лист.

— Это что?

— Лист мне дал Герман, я не вложила его к остальным, забыла, если честно… Теперь вот думаю, он сделал это намеренно или нет?

— А ты почему не вложила?

— Сказала уже, забыла, мать твою, Котов!

— Иногда твоя расхлябанность очень к месту, пошли в машину, разберемся.

Наталья толкнула в коридоре молодого полицейского и устало подумала, что, если было бы больше сил, точно бы избила его до полусмерти. Софья подлетела к ней с расспросами, но она лишь сухо обронила «позже».

* * *

Перед подъездом стоял Адовцев, заметно посвежевший, но еще слабый. Он кутался в короткую куртку, на шее повязан голубой шарф, красиво оттеняющий его выразительные серые глаза. Лучики вокруг них казались еще более четкими, на худых скулах пробивалась седая щетина, — это делало его невообразимо симпатичным. Третьякова с ужасом поняла, что краснеет, и бросилась к машине.

— Наташ… — окликнул ее Адовцев, но Котов дал знак оставить девушку в покое. После стресса от встречи с епископом ей нужно время, чтобы прийти в себя.

Котов удрученно покачал головой:

— Сегодня сплошные проблемы!

Сергей дружески похлопал его по плечу, ничего, самое страшное позади. Он посадил Котова к Третьяковой, сам занял место водителя.

В машине он обратился к полковнику:

— Могильный ждет Манифест, Герман пока жив, но я думаю, это ненадолго… Такой ересью замарал всем мозги… Совсем все с ума посходили с этим братством воды…

Наталья не знала, куда себя деть.

— Как здесь чертовски холодно, а долбаный Манифест не удалось отснять, тупой сотрудник Котова отксерил белые листы, вот придурок! — ворчала она, при этом из ее теплых губ вырывались облачка пара.

Сергей переключил передачу и внимательно смотрел на дорогу. На шее у него дрогнула венка, но он не стал говорить, что думает на самом деле.

— Вам надо было отсканировать документ, как я понимаю, вы и этого не смогли сделать, а сфотографировать листы мозгов не хватило?

Третьякова была рада уцепиться за какую-нибудь фразу, чтобы высказаться и избавиться от этого неуютного чувства где-то в районе солнечного сплетения.

— Мать твою, сейчас есть более важные дела! Надо взять брата с оригиналами и не упустить его опять, я думаю, что со стадиона он захочет вернуться в храм по канализации.

Адовцев едва сдержал улыбку. Совсем все с ума посходили…

— Не говори чушь, ты уверена,