Исчезновение в седых холмах - Полина Сутягина

в помощницы кухарке. А семье Матильды тогда очень нужны были деньги… Как хорошо она помнила тот день, когда принесла домой первое жалованье! Этот огонек надежды, вспыхнувший в глазах ее матери. Разумеется, родители никогда не говорили дочерям, как плохи дела, но разве она сама не видела, как смотрела мать на отца каждый вечер, когда он возвращался домой и, только слегка покачивая головой, опускал взгляд? Мать как-то подбиралась внутренне, говорила: «Ничего» — и начинала накрывать на стол. А Матильда знала: отцу снова отказали, и он, возможно, перебивался где-то разнорабочим. Даже на фермы брать не хотели… Младшие сестры еще не понимали всего, а может, и они все видели, но Матильда не говорила с ними об этом. И о том мгновении отчаянья во взгляде матери, который та так быстро прятала за деловитостью: готовя хоть что-то из чего придется и поддерживая даже скромное и старое жилище в идеальном порядке.

Но с того дня, как Матильду взял к себе лорд Хавиз, жизнь семьи Кухенбакер переменилась. И тогда Матильда пообещала себе, что не променяет эту работу на что-либо другое, чтобы никогда больше не увидеть этого спрятанного отчаянья во взгляде матери и опущенной головы отца. Так она и прослужила всю жизнь в аббатстве, зная, что в Сомерхейме выросли две ее младшие сестры, вышли замуж, родили детей… И вот теперь вдруг оказывается, что она — пережиток!

Опершись на стол, Матильда поднялась. Огарок совсем потух и пускал в полумрак кухни тягучую струйку дыма. Прибрав на скорую руку, она оставила мытье тарелок от пирога на утро. Сил уже не было. Старшая из сестер Кухенбакер не жалела, что так и не вышла замуж и что не было у нее детей. Но появление Фина в аббатстве радовало ее, хотя Матильда не всегда признавалась себе в этом. Стук быстрых ног по старым ступеням, по которым до того только она переваливалась и шаркал Джонсон, звучал словно рождественские колокольчики. Порой Матильда тихонько забирала куртку и штаны из комнаты племянника и при свете коптящей свечи латала их в своей комнате, а с утра незаметно возвращала на место. Ее сестре Марте не углядеть было за всей детворой, а тут… «Разве не для этого нужны тети?» — думала незамужняя миссис Кухенбакер.

Помассировав икры и ступни, Матильда завернулась в одеяло и сразу же уснула. Ей снились зеленые луга ее родины, где она играла еще маленькой девчушкой, теплое дыхание коров, их пушистые уши и бока, смех матери и руки отца, поднимавшие ее, чтобы она могла погладить этих больших и мирных буренок. В окрестностях Сомерхейма не было ни сочной травы, ни коров — только сизый вереск, качающий веточками на ветру, и, словно сероватые облачка, гонимые по холмам овцы.

Глава 7

Игра на чужом поле

Немного поерзав на шершавой простыне, Джон пробудился и обнаружил, что лежит, свернувшись под одеялом, почти подпирая коленями подбородок. В щель между занавесей балдахина пробивался свет пасмурного утра. Джон несколько раз усиленно сжал и разжал веки, побуждая себя окончательно влиться в реальность, которая ему решительно не нравилась. Пространство вне одеяла оказалось еще более враждебным по своей температуре, и Джон поспешил одеваться. Воду для умывания пока не принесли. При утреннем свете, проклевывающемся сквозь затянутое облаками небо, комната показалась не такой мрачной, как накануне, но, пожалуй, чуть более пыльной — он провел кончиком пальца по резному украшению подпорок балдахина. Где-то должен был присутствовать тот самый шнурок, призванный сообщить вниз по лестнице, что один из гостей ждет умывания. Джон не был привычным к подобного рода вещам, однако выходить в заспанном виде ему крайне не хотелось, особенно памятуя, что где-то дальше по этому коридору располагалась комната миссис Кардис. Плотная расшитая полоса ткани с вычурной кистью на конце оказалась подле кровати. Джон приподнял ткань на ладони, размышляя над тем, как было связано ее сообщение с колокольчиками внизу, и плавно потянул до упора, потом отпустил, поймав себя на том, что прислушивается. Но, разумеется, из его комнаты было не узнать, звонил ли колокольчик.

Однако это подействовало. Через некоторое время за дверью послышалось шарканье, и после легкого стука появился Джонсон с тазиком, кувшином и полотенцем.

— Доброе утро, сэр.

Только теперь Джон понял, что его смутило в появлении этого слуги. Конечно, сам он никогда не жил в подобных домах, но все-таки мог представить, сколько труда должно было стоить содержание подобного жилища.

— Простите, Джонсон, но можно ли узнать, как так получилось, что вы — дворецкий, а выполняете еще и обязанности камердинера? Разве в доме нет других слуг?

— После смерти леди Хавиз штат слуг был сильно сокращен, — сообщил дворецкий, стоя рядом с полотенцем, — несколько человек приходят с соседней фермы по определенным дням помогать с уборкой в доме и по хозяйству, а также на конюшне.

— И у лорда Хавиза даже нет личного камердинера?

— Мистер Хьюз, бывший камердинер лорда Хавиза, два года назад в день сильного шторма повредил ногу, после чего переехал жить в семью своей сестры в Сомерхейм, и ему была назначена пожизненная пенсия. После этого лорд Хавиз решил отказаться от услуг камердинера и теперь изволит одеваться самостоятельно, — все это было произнесено так ровно и отстраненно, как будто он зачитывал новости из утреннего выпуска прессы.

— Ну а как же все это? — Джон вытер лицо и вернул полотенце дворецкому.

— До недавнего времени работал водопровод. Со дня на день мы ждем мастера. А он ждет поставки необходимых деталей, чтобы починить котел.

— И долго вы уже так? — Он чуть не прибавил «с тазиками бегаете», но вовремя удержался.

— Уж больше недели будет. — В этот момент Джон все-таки уловил, как дернулся подбородок дворецкого. Конечно, кому же такое понравится?

Бегло оглядев свое отражение в небольшом округлом зеркальце, Джон остался доволен формой усов и бороды и вновь обратился к дворецкому с более животрепещущим для себя вопросом.

— Сожалею, сэр, — коротко ответил тот, собирая все утренние принадлежности, — пока никаких успехов. Дорогу размыло.

И как в этой ситуации работать? Он же не может сидеть в аббатстве до первых заморозков, которые превратят его автомобильчик во вмерзший монумент? Его дела были сейчас в городе, и там ждало еще пол-листа неопрошенных свидетелей. И тут Джон чуть не взвыл вслух: со всеми этими разъездами он совсем забыл позвонить начальству, а мистер Твибинс даже не знал, где Джон остановился!

— Простите, Джонсон, — остановил