Огни Хафельберга - Софья Валерьевна Ролдугина
— Ах, как похож на него! — так же смеется негодник. — А он, поди, уже состарился или вовсе умер? — Боже святый, храни всех нас, дай здоровья этому мальчику. Марцель поспешно вынырнул, отодвигая мысли монахини на периферию сознания неразборчивым шепотом. Почему-то подслушивать чужие молитвы было неловко, даже такие незамысловатые.
К тому же, вряд ли эта птичка божья может знать что-то о таком мерзавце, как Штайн. Между тем, Шеллтон не терял времени зря. «Значит, с материалами из коллекции-музея мы можем ознакомиться в любое время?» «Очень хорошо», — нахмурился он, словно припоминая. «Наверное, перед началом работы нам следует хотя бы засвидетельствовать почтение отцу Петеру, так?»
Все-таки это он в свое время провел огромную работу по систематизации фондов. От монахини пахнула грустью, кисловато обреченной, застарелой. — Он редко сейчас может разговаривать с прихожанами, — вздохнула женщина, машинально оглаживая кончиками пальцев крупные агатовые четки на запястье. — Не по слабости душевной, а из-за телесного недуга. Я могу узнать, выйдет ли он сейчас к вам, но надежды немного.
— Понимаю, — Шелтон скорбно наклонил голову, — не смею требовать большего, но я был бы очень счастлив иметь возможность хотя бы взглянуть на этого удивительного человека по крупицам собравшего историю монастыря. Сестра Анхелика еще раз вздохнула и начала медленно перебирать черные бусины. Щелк, щелк, щелк.
Мартель хотела уже было вмешаться, но тут она решилась. — Подождите здесь, пожалуйста. Я проведу и отца Петера, и тогда позову вас, если он может сегодня подняться с постели, — добавила монахиня совсем тихо. — В конце концов, может, разговор с новыми людьми облегчит его страдание? Это безыскусно простое страдание острым камешком прокатилось по нервам Марцеля.
Курить захотелось просто нестерпимо, не потому что организм просил никотиновой добавки, из-за привычки не думать за сигаретой, просто чувствовать. Шванг, не надо настолько открыто плевать на правила, там была табличка «не курить». Шелтон, конечно, был дико умным, но некоторые вещи не понимал в упор. Никто не увидит.
Одна сломанная спичка, вторая, третья, наконец, вспыхнула ярким огоньком. Марцель покачал немного зажжённые сигареты и оттягиваю удовольствие. — Монашек тут на целый монастырь, человек пятнадцать. Они сейчас делами заняты. Это сестра Анхелика уже слишком старая, чтобы выполнять серьёзную работу. Вот она и дежурит у главных ворот. Так что забей. У меня всё под контролем.
Шелтон, а мне ведь придётся читать этого больного, да? — Ответ очевиден. «Не делай такие жалобные глаза!» Стратег, не слишком доверяющий мнению Марцеля, бдительно разглядывал окна монастыря и арки выходов, словно искал затаившихся монахинь. «Сначала я, конечно, попробую расспросить его по-своему, но шансы на полный удовлетворяющий моим интересам ответ оцениваю крайне низкие.
Тебе же потом будет хуже. Придется затирать лишние воспоминания в случае неудачи. — Переживу, — буркнул Марцель. Открыто демонстрировать перед Шелтоном слабость и нервозность не хотелось, но дрожащие пальцы выдавали его с головой. — В крайнем случае, ты ведь меня подлечишь. — Если ты заработаешь инсульт, конечно. Для всего остального, Шванг, есть аптека и обезболивающие.
Запрокинув голову, Марцель выпустил безупречно голубое небо облачко ментолового дыма. Тишина. Не было слышно ни цикад, ни птиц, одних, потому что еще утро, а других из-за того, что осень на носу. Вчерашняя не случившаяся гроза не считалась, она сошла бы разве что за последний привет уходящего лета. Через неделю-другую синоптики грозились такими дождями, что проселочные дороги должны были бы превратиться в сплошную грязь.
Вот бы закончить дела пораньше и свалить отсюда быстрей. Искусанные губы горячо пульсировали. Дымок почти не холодил. Марцель прикрыл глаза. Тихий шепот монашеских голосов зудел где-то на окраине сознания. Телепат чутко прислушивался, и когда один из них начал приближаться, быстро затушил сигарету окрай пачки и спрятал в карман джинсов.
— От тебя пахнет. Шелтон не упрекал, он просто ставил его в известность. — Я конфеткой зажую. Отмахнулся Марцель, запустил руку в другой карман и нашарил горсть дежурных карамелек. «Хочешь? Есть яблоко, апельсин и мёд с имбирем». Он предлагал просто так, по привычке, но Шелтон почему-то без раздумий взял яблочную конфету и зашуршал фантиком.
Марцель тоже подумывал закусить такой, но теперь из чувства противоречия выбрал имбирную. Сестра Анхелика явно шла быстрее, чем позволяло состояние ее старческих суставов и легких. По ступенькам она вообще спускалась боком, рванными шажками, похожие на маленькую черную птицу. Когда она добралась до Шелтена с Марцелем, то уже начала слегка задыхаться и прихрамывать. Но улыбка ее не оставляла сомнений в исходе дела.
Отец Петр поговорит с вами, — просто сказала монахиня. Черное одеяние слегка замялось, но она, похоже, этого даже не заметила. — Знаете, ему было так одиноко в последние дни. Думаю, свежие впечатления пойдут ему на пользу. Надо же, такой молодой, а так тяжело болеет, — горестно вздохнула она. Марцель едва удержался от смешка.
Молодому, судя по ее воспоминаниям, было далеко за шестьдесят. — На следующей неделе за ним приедут и увезут в Рейнбах. Бог даст, вылечит, и тогда к весне он уже вернется. Немного восстановив дыхание, монахиня подняла на Шелтона глаза, голубые и чистые, как августовское небо. Идите за мной, я вас провожу. Только хочу предупредить сразу.
На некоторых сестрах наших лежит обет молчания. Не стоит заговаривать с ними. Приветствовать вас они могут только кивком или улыбкой. Если нужно будет что-то узнать, то спрашивайте меня. — Хорошо, — понятливо кивнул Шелтон, — сестра Анхелика, а вам обеты не запрещают опираться на руку мужчины при ходьбе? Я вижу, что идти вам трудно, вы немного припадаете на левую ногу, могу я немного помочь? Если, разумеется, это не идет вразрез с вашими правилами.
И, — у Марцеля чуть глаза на лоб не полезли, — протянул ей руку, явно предлагая помощь, причем рукава водолазки у Шелтона были немного закатаны. — Ох, очень любезно с вашей стороны, — улыбнулась старушка и тяжело оперлась на подставленную руку стратега, крепко переплетая свои сухонькие мозолистые пальцы с его.
— Я, наверное, слишком поспешила, когда возвращалась, а годы-то уже не те. — Понимаю. Голос Шелтона даже не дрогнул, хотя по коже пробежали мурашки, а мысль буквально заклинила на желание отдернуть руку и натянуть рукав мягкой шелковистой водолазки до самых пальцев.
«Но у всех нас есть свои слабости, и только от силы характера зависит, может ли человек с ними бороться или же станет им потакать, если речь, разумеется, не идет о здоровье, как в вашем случае», — добавил он после едва заметной паузы. Марцель только зубы стиснул. Да уж, после такого представления не вышло бы прикрыться телепатическими заморочками и увильнуть от прослушивания больного человека. Умная сволочь, он бы еще додумался своей умной башкой до того, чтобы понять, у нас с ним слабости разного порядка.
Идти пришлось далеко, сначала через колоннаду, к одной из боковых лестниц, затем на второй этаж, по сумрачному коридору. Марцель в лёгкой футболке зябко ёжился и жалел, что не захватил с собой толстовку, потом почему-то опять вниз. Отец Петр сидел в кресле в какой-то холодной, тёмной, полуподвальной комнатушке, и он не просто болел, он умирал.
«У него мигрени», — тихо пояснила сестра Анхелика. Мысли её были пропитаны уже не тоской, скорбью. Свет, жара, шум — всё мешает. Мы нарочно подготовили старую келью. Здесь ничего не беспокоит. Марцель прерывисто выдохнул, максимально отключаясь от контакта. — Шелтон, тварь, будешь мне должен.
Но в одном стратег был прав. Телепаты такого уровня, как Марцель, должны уметь делать свою работу и через не хочу, и через тошнит. А Шелтон мягко и ненавязчиво выставил сестру Анхелику под благородным предлогом что-то вроде «вам лучше подождать на солнце, здесь слишком холодно, о, не беспокойтесь, мы не будем слишком навязчивыми». Начало разговора с отцом Петером Мартель пропустил, стараясь пересилить себя и вновь прислушаться телепатически.
А когда подключился, то стратег заканчивал проникновенный спич про исследование периода зарождения кирпичной готики в саксонской зоне. Священник внимал благосклонно, даже мучительные раздумья о скорой смерти отступили. Стратег договорил и выразительно замолчал, удерживая его взгляд. — Мне очень приятно, что такие, такие достойные молодые люди интересуются историей нашего
