Яд, порох, дамский пистолет - Александра Лавалье

Несчастный подавился кашей. Алексей улыбнулся про себя. Какой всё-таки дикий у нас народ, пока не напугаешь – лечиться не начнёт.

Когда бродяги поели, Алексей скомандовал здоровому:

– Загороди-ка нас от дежурного!

А сам достал из трости (которую городовые у дворянина не посмели отнять) свой нож. Поболтал его в кружке с кипятком, дезинфицируя. После вскрыл и вычистил рану на руке больного и замотал собственным платком. Грязные бинты годились только на выброс.

Бродяги следили за его действиями как заворожённые. Закончив, Алексей сказал:

– Будет болеть, приходи ко мне на Сретенку, подлечу заново.

– Благодарствую, барин, – проговорил его пациент с видом, будто его одарили нежданным подарком. И совершенно по-дружески поинтересовался: – А за что тебя в каталажке-то держат?

– За убийство, – буркнул Алексей, глядя, как благоговение сползает с лица бродяг и как опасливо они поглядывают на его нож. Вздохнул: – Да не бойтесь. Это был не я.

Второй бродяга понимающе кивнул:

– Так ведь и мы того кошеля не брали.

Все трое переглянулись и в голос захохотали, пугая дежурного городового.

Следующие несколько часов прошли для Алексея скучно и однообразно. Бродяги мирно дремали на лавочке, пока дежурный не растолкал их и не велел убираться. Значит, дело к ужину, решил Алексей. Однако его отпускать никто не торопился.

За окнами стемнело, когда перед решёткой появился судебный следователь.

– Ну, уважаемый, надумали делать признание? – поинтересовался он. Алексей отрицательно пожал плечами, а Макрушин заметил, будто между делом: – Пока вы тут отдыхаете, мы наведались к вам в квартиру, обыск произвели…

И он уставился на Алексея разными глазами, пытаясь уловить реакцию на свои слова. По всей видимости, предполагалось, что Алексей должен испугаться. Что он и сделал. Быстрыми шагами подошёл к решётке и спросил так, чтобы услышал только следователь:

– Самогон нашли? Неделю ищу, не помню, куда запрятал. Если нашли, будьте так любезны, верните, это ж ценность такая в наше время!

Макрушин поперхнулся и отступил от решётки на шаг.

– Зря ёрничаете, поберегитесь, недолго вам гулять осталось.

И Алексей сразу понял, что доказательств у следователя за этот день не прибавилось. Он посочувствовал бы Макрушину, но… в другой раз. Следователь развернулся и устало побрёл в свой кабинет, бросив дежурному: «Выпусти его».

Алексей с удовольствием покинул арестантскую, не забыв потребовать обратно свой нож. Всё же жаль, что он потерял целый день, придётся ускориться. За последние дни судьба упорно предлагает ему два варианта: стать сыщиком или быть подозреваемым. Без сомнения, он предпочтёт первое. Макрушин настоящего убийцу искать не намерен. Значит, нужно разобраться самому. От этого зависит, гнить ли Алексею на каторге, умереть ли от холеры или он ещё поживёт. Свободный и почти здоровый.

Глава 10

«Дело о церкви»

Алексей вышел на улицу, с удовольствием вдыхая свежий воздух. Теперь он точно знал, как пахнет свобода – точно так, как ночная Москва.

Голова слегка кружилась от вопросов, голода и сидения взаперти. Какую внушительную свинью подложила ему Глафира Степановна! Он отказался расследовать путаницу с отравлением, а теперь должен доказать свою невиновность в гибели самой госпожи Малиновской! Сделать это возможно лишь одним способом – опередить следователя Макрушина, пока тот ищет доказательства против Алексея. Почему-то казалось, что при должном старании у следователя может получиться. Уж больно быстро всё переворачивается с ног на голову. Взять хотя бы Ивана, как он в двух словах умудрился из него злодея сделать! А при встрече кланялся и руку собирался облобызать. Он, конечно, с лакеем ещё побеседует. Поинтересуется, например, где бутылка с отравленным коньяком, которую подменила Глафира Степановна.

В этот момент Алексей вдруг отчётливо понял, что смерти супругов Малиновских связаны, и ему придётся не только доказывать свою невиновность, но и разбираться, что произошло в обоих случаях. И всё это – не имея соответствующих знаний, сноровки и элементарной возможности быстро передвигаться! Можно, конечно, ничего не искать, спросить у матери хорошего адвоката, да только кто его услуги будет оплачивать? Отец? Алексей скрежетнул зубами. Оставим этот вариант напоследок. А пока нужно ускориться, причём в самом прямом смысле.

* * *

Спустя полчаса Алексей поднялся к себе в квартиру. Дверь была опечатана полицейской печатью. Эта мелочь страшно раздосадовала его. Сдёрнув печать, Алексей вошёл внутрь… и, не удержавшись, высказался вслух недостойными дворянина словами. Но следователь Макрушин заслужил каждое ругательство! В квартире было перевёрнуто всё. Особый урон понесла лаборатория. Господа полицейские не поленились, вытряхнули содержимое каждого пузырька: на рабочем столе возвышалась гора белого порошка.

Первым делом Алексей бросился проверять обезболивающее, которое готовил себе утром, – нет, лекарство погибло вместе с остальными. Если нелепое задержание и даже беспорядок в квартире Макрушину можно было бы простить (чуть позже, через несколько лет), но гибель научной работы – никогда. Тем более что через несколько часов нога снова заболит, а глушить боль теперь нечем.

Воображая изощрённые способы, коими он расправился бы со следователем, Алексей принялся за уборку. Разбирая полки, он обнаружил пузырёк, в котором прежде находился коньяк Малиновских.

Глафира Степановна так боялась отравления, а погибла совсем иначе, успев привязать Алексея к себе… Или она предполагала, что её жизнь оборвётся, и торопливое внесение в завещание его имени вызвано именно этим? Алексей вздохнул. Ему впору злиться на несчастную вдову, но ловкость, с которой она поместила его в центр событий и заставила бежать со всем рвением в ту сторону, в которую ей было нужно, вызывала восхищение. И как женщинам это удаётся?

Поразмыслив, Алексей аккуратно завернул пузырёк в тот же изрядно помятый листок, в котором ранее принёс его, и отложил. Может, пригодится ещё. Но заниматься тем, чтобы отправить госпожу Вельскую на каторгу, он не будет. Самому бы спастись.

Когда Алексей закончил уборку, уже светало, ложиться спать представлялось бессмысленным. Нужно было начать действовать как можно скорее. Но совершенно непонятно, как подступиться, с чего начинать. Для начала хорошо бы понять, что вообще произошло на кладбище.

Алексей выскочил на улицу и купил у мальчишек все свежие газеты, включая номер «Московского листка». На газеты ушли его последние деньги, но этот момент Алексея сейчас волновал мало.

Ну, господа газетчики, что вы успели разузнать? Торгуясь с собой, «Листок» он решил прочитать последним.

К удивлению Алексея, большинство газет ограничились короткими заметками, в которых сообщалось о трагическом происшествии, произошедшем на кладбище, и обещанием редакции предоставить читателям «полнейшие и честнейшие сведения» о нём. Но в следующих номерах.

Надо же. Такая тишина настораживает. Может ли это означать, что пронырам-газетчикам не удалось ничего разузнать?