Секретные люди - Николай Свечин

Через пять дней, после различных приключений, Павел Лыков-Нефедьев вернулся к своим. Когда он появился в штабе армии, его сразу вызвали к командующему. И Плеве в присутствии штабс-капитана устроил сильный разнос Ирилиусу:

– Как вы решились без моего ведома отправить офицера во вражеский тыл в их мундире?

– Он сам вызвался, ваше высокопревосходительство.

– На что вам голова, подполковник? А если бы его там раскусили? И висел бы сейчас Лыков-Нефедьев на березе. Как бы вы смотрели мне в глаза? Я запрещаю вам впредь подобные авантюры. Идите.

Павлука хотел улизнуть вместе с начальником отдела, но командарм его остановил:

– А вы садитесь и рассказывайте, что видели в их тылу. Как вас звать? Павел Алексеевич? Вы не сын ли Алексея Николаевича Лыкова?

– Точно так, один из двух его сыновей.

– А второй тоже разведчиком, но в Персии?

Значит, о вас мне рассказывал Виктор Рейнгольдович Таубе?

– Видимо, да, ваше высокопревосходительство. Генерал Таубе – старинный друг моего отца.

– Достойные люди, чего там говорить. Ну, что творится в тылу у тевтонов? Докуда вы добрались?

– Почти до Митавы. Общее впечатление: сильных частей у них там нет. Войска устали, сели в оборону. Вот и гвардейский резервный корпус послали на пополнение.

– Мы тоже устали, – вздохнул командарм. – Нас бы кто пополнил… А ближние резервы видели?

– Нет. По моим сведениям, как начальника тайной разведки, их немного. Пехотный полк и кавалерийский дивизион. И четыре маршевые роты, еще не поделенные.

Плеве, палочка-выручалочка русской армии, дважды уже спасал ситуацию: в Галиции, когда австрияки неожиданно перешли в наступление, и в Прибалтике, когда отстоял Ригу. Педантичный, мелочно придирчивый, он не был любим своими подчиненными. Зато воевал хорошо. Плеве сказал на прощанье штабс-капитану:

– Вы храбрый человек, Павел Алексеевич, но в чужую рясу больше не рядитесь. Негоже офицеру болтаться в петле. Уж лучше с пулей в груди на поле боя. И со знаменем в руках, как князь Андрей Болконский, а? Ступайте, я буду иметь вас в виду.

Воспользовавшись затишьем, штабс-капитан стал восстанавливать ближнюю агентурную разведку. Он обучил в разведывательной школе, расположенной в Двинске, десятки новых ходоков и вербовщиков и сам проверил их знания. Лыков-Нефедьев отличался от своих коллег в других соединениях. Те относились к агентурному материалу из местных крестьян небрежно, даже с оттенком презрения. Шпионы же! Люди это чувствовали и работали спустя рукава. Часто они брали деньги и больше не возвращались. У Брюшкина результаты были на высоте. Он подолгу беседовал с ходоками, бывал у них дома, знал, как зовут жену и детей. Если агент погибал, офицер лично относил деньги его вдове. В некоторых случаях ходоку для спасения жизни приходилось соглашаться на двойную игру с германцами. И всякий раз, вернувшись, человек сознавался в этом штабс-капитану. Тогда начиналась операция по дезинформации противника. В которой заведующий тайной разведкой в первую очередь думал, как уберечь своего агента. Еще он выучил литовский и польский языки, чтобы общаться со своими людьми без переводчика.

Рекрутеры-вербовщики объезжали тыловой район армии и разговаривали с беженцами – искали среди них кандидатов в ходоки и маршрутники. Подходящих направляли в разведывательную школу и назначали небольшое жалованье. В процессе обучения за новичками следили специальные филеры. Курсантов отпускали домой, но их переписка и контакты были под контролем. Так удалось вычислить нескольких человек, завербованных германцами и имевших задание внедриться в нашу разведсеть.

Вербовщики жили на квартирах, где вместе с ними находились кандидаты в шпионы. Даже после окончания школы продолжалась шлифовка. Людей учили по таблицам и фотографиям определять обмундирование и погоны противника с номерами частей. Они должны были уметь, наблюдая колонну на марше, точно определить ее состав и численность, количество пушек и зарядных ящиков, их калибр. Отличить драгун от улан, а гренадеров – от обычных пехотинцев. Особое внимание обращалось на обнаружение вражеских штабов. Если к зданию ведут телеграфные и телефонные провода, а у входа дежурят конные вестовые и стоят мотоциклетки, значит, там штаб… Еще учили быть незаметными в полевых условиях, а в случае обнаружения – особым приемам, как отвести подозрения. Ходокам привили навыки работы с картами, их натаскивали ориентироваться на местности, входить в доверие к людям, разговорить незнакомца, вызвать сочувствие. Самые способные вырастали до должности старшего агента и становились помощниками Лыкова-Нефедьева.

Старшие агенты создавали в ближнем тылу врага резидентуры и регулярно их навещали, поддерживая связь. Раз в неделю штабс-капитан встречался с резидентами, заслушивал доклады, ставил новые задачи, премировал деньгами. Иногда начальник лично ходил за посты, чтобы проверить наиболее важные сведения или раскусить подозрительного человека. В этих случаях он, выполняя приказ Плеве, оставался в присвоенном мундире, чтобы в случае неудачи его признали военнопленным.

Павел вышел на командование с рискованным предложением. В конце 1914 года храбрый австрийский обер-лейтенант Макс Тайзингер фон Тюлленберг при отступлении его армии из Галиции добровольно остался в русском тылу для проведения диверсий и разведки. С ним было всего 20 солдат, но отряд причинил нашим тылам большой урон. Через два месяца смельчаки благополучно вернулись к своим. Лыков-Нефедьев предложил сформировать такой же отряд и направить в Полесье. Штабс-капитан готов был его возглавить. Но командование, подумав, отказалось от этой идеи[114].

Особо выделенные люди наблюдали за явочными квартирами, переправочными пунктами, разведшколой и штабом армии с целью охраны их от врага.

Закончивший обучение кандидат переправлялся в тыл противника с одного из четырех имевшихся у Павла постоянных пунктов глубокой разведки: в Двинске, Якобштадте, деревне Яш-Мыза и местечке Грива. В каждом из пунктов имелся штатный состав в 5–7 человек во главе с опытным унтер-офицером или прапорщиком. Там новичок получал конкретное задание по разведке, документы, деньги, изредка – необходимое снаряжение: карту, компас, блокнот и химический карандаш. При необходимости ему сообщали явку в том месте, куда он направлялся. В среднем из-под руки Павлуки в месяц уходило за пикеты до 15 человек. Возвращались больше половины – это был очень высокий показатель, удивлявший командование. Качество приносимой ими информации, правда, оставляло желать лучшего. Но тут все зависело от качества человеческого материала…

Еще были агенты-разводящие. Они доставляли ходока к месту перехода линии фронта, следили за его поведением, не допускали, чтобы он видел расположение наших частей. Мало ли что? Часто агента доставляли в окопы с завязанными глазами. Разводящий также обыскивал ходока, нет ли при нем лишних вещей, уличающих бумаг, донесений врагу и проч. Переход агента за сторожовку осуществлялся исключительно по телеграмме или записке