Человек с клеймом - Джоан Роулинг

А. Э. Хаусман

XVII, Дополнительные стихотворения

Спустя несколько дней после возвращения из Мэссема, работая почти без перерыва, Робин все еще чувствовала себя так же, как когда развернула браслет Страйка: тревожно и виновато. Ее нервозность напоминала состояние, в котором человек ждет результатов экзаменов или медицинских анализов. Когда время от времени ее неугомонное подсознание подсказывало ей, чего она, возможно, ожидает или боится – она не была уверена, чего именно, – она подавляла их, как могла.

Браслет Страйка теперь был спрятан в ее единственной вечерней сумочке в гардеробе, но было трудно забыть то, о чем она подумала, когда впервые его разглядывала, будучи пьяной. Более того, она знала, что если бы другая женщина показала ей браслет и объяснила значение подвесок, она бы ответила: "Кажется, он пытается сказать тебе, что влюблен в тебя. Какой мужчина подарит столь интимный, столь многозначительный подарок, понятный лишь двоим, не зная, как его можно истолковать?"

Однако подарок был сделан Кормораном Страйком, тем, кто по собственной воле жил один, в двух комнатах над своим офисом, самодостаточный и замкнутый. Да, упоминания в последнее время о предсмертной записке Шарлотты могли говорить о желании начать разговор, к которому они лишь однажды почти подошли – за карри в офисе, когда Страйк сказал, что она его лучший друг, и Робин тогда подумала, что он хочет добавить что-то еще, признать то, что, как она была уверена, они оба почувствовали в тот день, когда обнялись на ее свадьбе… когда ей показалось, что он вот-вот предложит сбежать вместе, оставив Мэтью стоять на танцполе.

Но ведь он не сказал ничего ни на свадьбе, ни в офисе за виски и карри. Робин, терзаемая виноватыми размышлениями о том, что может творится в голове Страйка, все время возвращалась к выводу, к которому пришла в туалете паба "Принц Уэльский": что Страйк, сознательно или бессознательно, играет в какую-то игру, призванную ослабить ее связь с Мерфи, чтобы она не подумала уйти из агентства ради более оседлой жизни.

То, о чем она подумала, сидя пьяной на полу в ванной у родителей, казалось предательством по отношению к мужчине, с которым ей теперь предстояло обустраивать дом. Она любила Мерфи, разве нет? Она, конечно же, говорила ему об этом, и она думала – знала – что любит. Если не считать двух недавних вспышек гнева, одна из которых была вызвана стрессом, другая - ревностью, и обе вплетены в его историю с алкоголизмом и неудачным браком, они почти никогда не ссорились. Он был добрым и умным, и она не могла бы требовать от него большего после внематочной беременности. Он никогда не высказывал своего мнения о ее заработке, не жаловался на старый "лендровер" и не относился свысока к ее, как казалось всем прочим, неустроенной и беспокойной карьере. Их возобновившаяся интимная жизнь была куда приятнее той, что когда-то была у Робин с Мэттью, – ведь Мерфи, казалось, действительно заботился о том, получает ли она удовольствие. Мэттью же, как поняла теперь Робин, главным образом жаждал одобрения. Мерфи был еще и щедрым: сейчас на ней были опаловые серьги, которые он подарил ей на Рождество, – они подходили к кулону, преподнесенному родителями на тридцатилетие. Но самое важное – Мерфи был откровенен и честен. Он не играл в игры, не лгал, не делил свою жизнь на части так, что Робин оказывалась в неведении, какое место в ней занимает.

Значит, она должна была быть с ним такой же честной и откровенной. И все же она все больше ощущала то же, что, по ее мнению, должны ощущать неверные супруги, когда их ложь нарастала как снежный ком, и они постоянно находились в состоянии боевой готовности, чтобы не промахнуться и не раскрыться. Если бы Мерфи узнал, что они со Страйком опрашивают родственников других возможных Уильямов Райтов, он бы понял, что они расследуют, что за тело было в хранилище, а не просто пытаются найти пропавшего Руперта.

Даже хуже: Страйк прислал ей маршрут их визита в Крифф и Айронбридж. Он забронировал два спальных места в поезде до Глазго на ночь шестнадцатого числа. Затем они должны были взять машину напрокат и поехать в Крифф, чтобы поговорить с брошенной женой Ниалла Сэмпла, а затем на юг, в Айронбридж, где жила бабушка Тайлера Пауэлла, прервав поездку на ночь в Озерном крае. Робин нашла в Google отель в Озерном крае. Он выглядел довольно красиво, с потрясающим видом на Уиндермир. Они со Страйком обычно останавливались в самых дешевых номерах, когда отправлялись в командировки. Ее все время охватывали легкие мурашки нервного возбуждения при мысли об этом месте, и она старалась не анализировать их, потому что и так была обременена чувством вины. Она сказала Мерфи, что предстоящая трехдневная поездка на север связана с "делом Флитвуда". К счастью, будучи постоянно занятым на работе, Мерфи не стал выпытывать подробности.

Гнетущее чувство вины и замешательства, мучившее Робин, внешне проявлялось в возросшей доброте и внимании к ее парню. Перед возвращением в Лондон она согласилась сделать предложение о цене второго дома, который они смотрели, но все это время знала, что его не примут, и не удивилась, когда в конце первой недели января они узнали, что дом продан почти на десять тысяч фунтов дороже, чем они могли себе позволить. Теперь Мерфи присылал ей описания других домов, и она полуобещала посмотреть их, когда у нее будет время.

Тем временем она контролировала и обдумывала каждый свой шаг в отношении Страйка. Темным и унылым новогодним вечером она вернулась домой после наблюдения за Плагом, который не выходил из дома с тех пор, как вернулся из паба под утро, и едва успела снять пальто, как Страйк написал ей.

Валентин Лонгкастер не хочет с нами разговаривать. Ничего удивительного. Он был самым преданным поклонником Шарлотты.

Сидя на диване, Робин снова почувствовала ту дрожь – чего? Паники? Волнения? – при упоминании имени Шарлотты, но она решила выглядеть невозмутимой и профессиональной, поэтому написала в ответ:

Жаль. Хотелось бы узнать, почему Руперт пришел на день рождения Легарда. Кстати о попытках разговорить людей: интересно, что бы ты подумал, если бы я попыталась связаться с Гретхен Шифф, соседкой Софии Медины?

Страйк не спешил с ответом на это предложение. Через пять минут Робин подумала, что он, возможно, забыл, кто такая София Медина, и добавила:

София, девушка, тело которой было найдено на холмах Северного Уэссекса.