Человек с клеймом - Джоан Роулинг

– Слушай, – сказал Страйк, – если за мной охотится еще один Линден Ноулз, мне нужно знать. Тут дело не только во мне, это и Робин, и вся контора. Что конкретно мне грозит?

– Разберись сам, – сказал Штырь. – Там, где это произошло.

Они посмотрели друг на друга. Штырь не моргнул и не рассмеялся, и Страйк сказал:

– Ты шутишь? Ты правда думаешь, что меня могут прижать масоны?

– Знаешь, в чем твоя проблема, Бунзен? – нахмурился Штырь. – Ты чертовски наивен. Ты считаешь, что раз какой-то тип с деньгами в костюме и никогда ни за что не отвечал…

– Я так не думаю, но…

– Ты думаешь, мужик, у которого есть что терять, платит, чтобы убрать какого-то типа, что держит на него компромат, и при этом еще доволен, когда слышит, что ты копаешься? Теперь назови имя, Бунзен, – сказал Штырь, не без некоторого восхищения.

– Ладно, ты рассказал мне это, так скажи, кто этот важный масон?

– Не могу. Говорил ж. Не знаю его имени.

– Ты не просто предполагаешь, что он масон, исходя из того, где нашли тело?

– Нет, – сказал Штырь, начиная терять терпение. – Я тебе говорю, он, мать его, масон. Чувак, который сделал это, сказал. Большой начальник – масон, у него денег куры не клюют, у него есть люди, которые делают за него все дерьмо.

Штырь потягивал свою пинту, а Страйк вспоминал слова Мэнди, сказанные еще на Сент-Джордж-авеню: "Он сказал, что кто-то может прийти искать его, но потом добавил: или может прислать кого-то".

– Ты не знаешь имени масона? – спросил Страйк.

– Я же тебе, блядь, говорил, нет.

– Знаешь, кто был жертвой?

– Нет, я только знаю, что у него было что-то на масона, так что его почистили.

– Наемный убийца никогда не назывался "Оз"? – спросил Страйк, делая выстрел наугад.

– Что, как этот ебаный волшебник?

– Ага, – сказал Страйк.

– Никогда не слышал.

Взгляд Штыря резко повернулся к двери.

– Время вышло, Бунзен.

Страйк оглянулся. В паб только что вошел крупный мужчина, покрытый татуировками еще сильнее, чем Штырь.

– Это все, что есть? – спросил Страйк.

– Это все, – подтвердил Штырь, уже поднимая руку, чтобы предупредить татуированного человека в дверях о своем присутствии.

– Ладно, – сказал Страйк, вставая. – Спасибо за предупреждение.

Он допил пинту пива у барной стойки, а затем вышел из "Сокола", не оглянувшись ни на Штыря, ни на его делового партнера.

Насколько ему было известно, Штырь никогда намеренно не вводил его в заблуждение, предпочитая прямолинейно отвечать "держись от этого подальше", если вопросы Страйка заходили слишком далеко. Поэтому детективу приходилось всерьез учитывать возможность того, что он и Робин действительно случайно наткнулись на преступление, которое оставалось незамеченным, пока не появились они и не усложнили все.

Страйк поднял воротник пальто, спасаясь от холода, постоял несколько минут, ззатягиваясь вейпом и размышляя о том, что делать дальше. Одна вещь, сказанная старым другом, натолкнула его на мысль. Сунув вейп обратно в карман пальто, Страйк снова отправился в путь, но уже не на Денмарк-стрит, а в сторону Уайлд-Корт.

Глава 22

Но главным образом великий и мучительный вопрос "Кто?"

Джон Оксенхэм

Дева Серебряного Моря

В тот вечер Страйк позвонил Робин домой, чтобы сообщить ей, что Руперт Флитвуд каким-то образом наскреб две тысячи фунтов, чтобы откупиться от наркоторговца, затаившего злобу на его соседа, и передать предупреждение Штыря о трупе в серебряном хранилище. Мерфи был там на ужине, а квартира Робин была слишком мала, чтобы он не слышал всего, что она говорила, если бы только она не заперлась в ванной. Но, поскольку желание принять душ сразу после звонка напарника по работе могло бы дать ее парню вполне обоснованный повод для подозрений, Робин отвечала Страйку предельно кратко, не давая ни малейшего намека на тему их разговора.

К счастью для Робин, чьи мысли после звонка лихорадочно металась, Мерфи не задавал вопросов. Он устал и был явно подавлен, сидел, сгорбившись на диване, и смотрел новости. Во вторник газета "Мэйл" опубликовала двухстраничное интервью с матерью мальчиков, ставшими жертвами перестрелки, а сегодня за ним последовали статьи и в других газетах. Впервые Робин, как и остальные читатели, узнала, что бойфренда скорбящей матери изначально арестовали, и, как утверждалось, это привело к потере драгоценных часов и дней, в течение которых истинные преступники смогли замести следы.

Она снова почувствовала, что Мерфи не обрадуется ни сочувствию, ни вопросам, поэтому не упомянула ни статью в "Мэйл", ни все, что с ней связано, но было невозможно не заподозрить, что Мерфи лично был замешан в какой-то части того, что теперь казалось ранними ошибками в этом деле. Вспомнив, каким добрым и понимающим он был после ее долгого пребывания на ферме Чепмен, не говоря уже о его внимании после госпитализации, она хотела лишь поддержать его и дать ему передышку от стресса и, возможно, чувства вины. Они съели готовую лазанью, которую разогрела Робин, и, поскольку обоим нужно было рано вставать следующим утром, к половине десятого они уже были в постели. С тех пор, как Робин выписали из больницы, у них не было секса, но Мерфи обнял ее в постели, поцеловал в макушку и сказал:

– Мне чертовски повезло, что ты у меня есть.

– Мне тоже повезло, что ты у меня есть, – сказала она, отвечая на поцелуй.

Но когда дыхание Мерфи стало ровным, и он повернулся к ней спиной, заснув, Робин лежала без сна в темноте, обдумывая звонок Страйка и его возможные последствия. Ей ужасно хотелось выбраться из постели и перезвонить напарнику, но она не хотела будить Мерфи, поэтому осталась лежать. В конце концов она заснула – и ей приснилось, будто они со Страйком стоят в "Серебре Рамси", которое по какой-то загадочной причине оказалось наполнено мягкими игрушками вместо масонских мечей и фартуков.

К девяти утра следующего дня Робин вернулась в Камберуэлл, наблюдая за домом, где Плаг жил со своей престарелой матерью. Она мельком увидела старушку через окно нижнего этажа, и ее сердце сжалось от жалости: она выглядела обеспокоенной и, казалось, бормотала что-то