Паук - Ларс Кеплер

— Знаю, но…

— Она никого не убивала.

— Мы этого и не утверждаем. Но она замешана. У Манвира есть доказательства… И чтобы быть виновной в убийстве, не обязательно самой стрелять.

Йона на несколько секунд закрывает глаза, садится и глубоко вдыхает.

— Я лишь хочу сказать, что если… если я попытаюсь убедить Сагу сдаться, мне нужно быть уверенным, что встречу её именно я. И никто другой.

— Она вам доверяет?

— Думаю, да. Но всё должно быть конфиденциально. Никакого официального задержания, никаких прокуроров, никаких заявлений для прессы или…

— Два дня, — перебивает его Морган.

— Что?

— Я даю вам два дня.

— Вы обещаете, что я смогу сделать всё на своих условиях?

— Да.

— Если я услышу от неё хоть что‑то, я позвоню вам, и вы организуете для неё обход обычной процедуры задержания.

— Если вы считаете, что так будет лучше, — отвечает начальник.

Глава 63.

Сага только что расчистила журнальный столик Карла Спеллера, чтобы освободить место для ноутбука и последнего диска, когда он сказал, что пойдёт в душ.

— Можно воспользоваться вашим телефоном, позвонить?

— Код девять‑один‑пять‑восемь‑три‑семь, — ответил он, передавая телефон.

Карл вышел из комнаты, и Сага устроилась на подлокотнике кресла. Набрала личный номер Рэнди.

— Рэнди, — откликнулся он, в голосе прозвучала лёгкая нотка удивления.

— Ты можешь говорить? — тихо спросила она.

— Сага, что происходит?

— Я не делала ничего из того, о чём они говорят.

— Тебе не нужно мне это объяснять, — ответил он. — Я и так знаю. Тебе нужно сдаться, прежде чем…

— Если я это сделаю, мы никогда не поймаем «Паука».

— Это не твоя ответственность. Ты больше даже не полицейская.

Сага смотрит на заваленные полки Карла: игровую приставку, бонг, свечу в форме Статуи Свободы, игрушку‑шкатулку с клоуном в красно‑жёлтом шёлковом костюме.

— Что‑нибудь ещё нашли? — спрашивает она.

— Нет, не думаю.

— Новых фигурок нет?

— Нет.

Вокруг неё по полу разбросаны пустые пакетики из‑под чипсов, фантики от конфет, игровые жетоны, пластинки восьмидесятых.

— Оперативная группа штурмовала мою квартиру, — говорит она. — Я только что слышала, что они собираются обыскать дом. С автоматами, снайперами, светошумовыми гранатами… Всё это просто безумие.

— Я правда не понимаю, — еле слышно отвечает он. — Ты сказала, что тебе нужно, где‑то спрятаться. Я, может быть…

— Я не хочу втягивать тебя ещё больше, чем ты уже вовлечен.

— Мне уже всё равно.

— На случай, если я умру, я просто хотела, чтобы ты знал: ты — тот самый, — произносит она и прерывает разговор, прежде чем он успевает ответить.

Сага глубоко вдыхает, стирает слёзы со щеки и плюхается перед компьютером. Включает последние записи сеансов Кранца с Марой Макаровой. Их разговоры длятся больше года, но Мара всегда невероятно последовательна в каждой детали.

Карл Спеллер выходит из ванной, волосы торчат во все стороны, на плечах полотенце. Он отодвигает стопку газет и садится в кресло, чтобы смотреть вместе с ней.

Мара Макарова отложила книгу «Архимед о равновесии плоскостей». Волосы у неё аккуратно причёсаны, гладкие. Лицо спокойное, взгляд ясный, умный.

Она ровным голосом объясняет, что ей нужно покинуть режимный блок, чтобы спасти семью. Свен‑Уве отмечает, что она добилась значительного прогресса, что дозу лекарств снизили, и обещает поговорить с коллегой о её возможной выписке осенью.

Мара продолжает говорить о Саге Бауэр. Спрашивает, выходила ли та на связь, арестовали ли убийцу.

— Ничего о ней не слышал, — отвечает Кранц.

— Странно, — шепчет Мара.

Через шесть месяцев она ходит по комнате, как зверь в клетке, который отказывается признать поражение. Она выглядит почти кататонической, тревожно бормочет что‑то по‑русски.

Видно, что она не в силах вынести, как долго тянется перевод на амбулаторное лечение. Стоит психологу что‑то сказать, она перебивает его криком:

— Идите в Моявеяб! Идите в Моявеяб!

Она повторяет это снова и снова, затем замолкает и начинает ходить по кругу.

Проходит почти пятнадцать месяцев до следующего сеанса, и Мара снова полностью меняется — теперь она тихая и подавленная.

— Как вы представляете себе будущее? — спрашивает Свен‑Уве Кранц в конце последней записи.

— Моё?

— Да.

— Оно у меня есть?

— Постарайтесь сказать мне хотя бы одно предложение, описывающее будущее, каким вы его видите.

— Я однажды видела маленькую ферму, кажется, на окраине Вестерханинге, — говорит Мара. На мгновение задумывается, потом продолжает: — Я представляю себя там с семьёй, в жаркий летний день. Луга пыльные, трава жёлтая, листья на деревьях свернулись… А я сижу на стуле в тени у трактора, ем булочку с корицей в пергаментной бумаге и смотрю, как дети Вадима и Аглаи играют в крокет. Так я представляю свою смерть.

Когда последняя запись заканчивается, Сага закрывает крышку ноутбука и поворачивается к Карлу. Он сидит, скрестив руки на груди.

— Вот и всё, — говорит она.

— Интересно, — отвечает он, вставая.

Читая последний дневник Свена‑Уве Кранца, Сага слышит, как Карл меняет простыни на кровати.

Психолог пишет, что, по его мнению, терапия Мары завершена. Что она примирилась со своей жизненной историей и своим образом жизни. Затем он отмечает, что на каждом еженедельном совещании будет рекомендовать главврачу выписать Мару Макарову.

Сага встаёт, когда Карл возвращается и застилает диван старыми простынями. Она смотрит на его статью о Юреке Вальтере в рамке и понимает, что он почти во всём оказался прав, хотя на самом деле убийца был гораздо хуже, чем Карл мог себе представить.

— Можно воспользоваться душем? — спрашивает она.

— В шкафу снаружи есть чистые полотенца.

Сага идёт в ванную, закрывает дверь и замечает, что замка нет. Вешает полотенце из «Гранд‑отеля» в Осло на крючок.

Бледно‑голубой пол неровный, на краю раковины лежат жёлтые одноразовые бритвы, у унитаза нет крышки. Чёрная плесень поднялась почти на метр по стене за стиральной машиной.

Сага ещё раз проверяет, нет ли скрытых камер, и раздевается.

Душевая лейка отвалилась от стены и висит на куске проволоки, привязанной к трубе под потолком. Она осторожно поворачивает кран, ждёт несколько секунд, затем встаёт под горячую воду.

Шторка для душа громко дребезжит.

Моет голову. Думает о том, что Свен‑Уве Кранц писал о том, как