Большая улица - Дмитрий Иванович Верещагин
Но теперь вот я ему нос-то и утёр! У нас тоже отец, говорю, вернулся!
– Ты не знаешь, – говорю ему, – чего он мне, папань-ка, ещё привёз! На, если хочешь, погляди в бинокль.
И он, конечно, взял бинокль с радостью. А я, понятно, взял его гармошку и стал играть.
Вот тоже вещица хороша! Играет она что надо!
Но так как, я чувствую, мой бинокль понравился ему больше, я говорю:
– На, забери свою гармошку. Мой бинокль лучше!
– Постой, – говорит он, – я погляжу ещё на небо. В бинокль его видно?
– Конечно, видно. В этот бинокль всё видно!
А сам про себя думаю: «Вот какой! Небо он хочет видеть! А я не догадался, не подумал даже ведь про это!»
И у него беру. Но он мне его не отдаёт.
– Постой! Дай же посмотреть! – говорит так, как будто его…
– Дай сюда! А то обрадовался он!
– Я тебе не за так! Ты играл уже сколько!
– А ты глядел уже сколько?!
И мы с ним немного бы ещё и поругались. Но я остановился вовремя, потому что… бинокль-то не мой, а гармошка его – его надолго!
И тут я, пожалуй, почувствовал снова, что ему с отцом жить лучше. И бинокль из-за этого даже стал плохо показывать! И я отдал его Витьке. За хлеб. Его позвали обедать, и он мне сказал:
– Если ты мне дашь бинокль, то я тебе принесу хлеба.
– За хлеб на, бери! Но, – говорю, – только и ты мне гармошку, Витя, оставь! А то ведь бинокль мой намного лучше!
И он домой убежал – обедать с биноклем. А далее уже получилось всё так.
Я гляжу в сторону клуба, а там народ. Как точно кино привезли! Я побежал туда, и верно, кино привезли.
– Чарли Чаплина привезли! – бегали уже по всей деревне объявлялыцики, которых за это пропускали тогда бесплатно.
Но мне в тот раз не повезло. Я попросился в объявлялыцики, а киномеханик меня не взял. Он выбрал себе другого.
– Ну-ка пробеги, я посмотрю, как ты бегаешь! – сказал он, чтобы меня испытать.
Я побежал прытко, но вдруг споткнулся и упал.
– Э, – сказал он, – ты на ровном месте падаешь! – и выбрал себе другого в объявлялыцики.
Но я крутился до начала сеанса в зале. Рядом с ним, с киномехаником. А то ведь, знаете, даст какое-нибудь задание. И за это пропустит бесплатно!
Но заданий у него больше не было. Я попросил у него хотя бы какую-нибудь работу, но он мне сказал: «Ну нету же у меня больше ничего! Где я тебе, дорогой мой человек, возьму её, работу?»
И попросил всех из зала в фойе.
Но, друзья, как хочется попасть в кино! Кажется, всё бы отдал на свете, лишь бы попасть. Впору иди, подходи к контролёру и говори: «На, возьми гармошку, только пропусти меня!»
Но как я могу распоряжаться чужими вещами? Он, Витька, обидится на меня на всю жизнь за это. Да и отец, дядя Митя, не погладит меня по головке.
Смотрю, пройти уже можно. Вон пацаны один за одним ныряют в зал.
Гляжу везде – и сзади, и спереди – нету контролёра в фойе. И я – эх, была не была! – решился, пошёл тоже. И мне бы надо бегом. Как все делают. Нет! Я иду, знаете, как с билетом. Я, когда дверь открыл в зал, даже остановился и повременил немножко. Как вдруг окрик: – Стой!
И тут уж, согласитесь, зачем бы идти, кажется! Когда всё, можно сказать, провалилось? Нет, я пошёл! И он догнал меня, конечно. И хотел из зала вывести. Но на него зашикали, заругались со всех сторон: «Да когда же это кончится? Не мешайте людям смотреть!» И он из рук меня выпустил. Ещё и потому, быть может, что в это время повалили в дверь. Те, кто находился в фойе.
И я подумал: «Повезло мне как!» И уже я смотрел кино, хохотал над маленьким человеком. Так я здорово смеялся, так я раскалывался, что даже за голову брался. Невозможно прямо как смешно!
Вдруг щупаю – у меня нет пилотки. Её, я сразу вам скажу, снял он, контролёр, когда хотел меня вывести. Но я подумал, что, возможно, я потерял её под лавками. Когда он меня выпустил и я сразу нырнул под лавки. И вот я ищу её теперь под лавками.
– Да кто тут под ногами елозит?
– Пи… пи-илотки нету, – пищу я там, в ногах у кого-то.
Но так и не нашёл! И вышел из зала, чтобы поискать её ещё в фойе. Выхожу я из зала, а он, контролёр, на меня и не смотрит. Когда туда идёшь, между прочим, он сразу заметит. Тут точно не человек вышел, а муха какая, знаете.
И я подошёл к нему, – после того уже, когда обыскал всё фойе, но так и не нашёл её, – и говорю, спрашиваю у контролёра:
– Дядь, у тебя нет моей пилотки?
– Твоя? – спрашивает он, вынув её из кармана. – Нет, постой1 – говорит. – Ты сейчас за неё мне ответишь!
И только он это сказал, как вдруг, смотрю, из кармана губная гармошка у меня выпала. Он за ней нагнулся.
– Ой, дядь, отдай! – говорю я. – Это не моя…
– Придёшь, – говорит он, – с матерью. Вот тогда и узнаем мы, чья она!
Ой, ну надо же такому получиться! Вышел, называется! Нашёл пилотку!
Я прошу его отдать, но он мне отвечает… ещё сердитее. Так, что уже и просить его бесполезно. Хоть на колени перед ним вставай, хоть что делай – это всё уже не поможет.
Ой, что мне делать?!
Ведь Ляся за пилотку меня изобьёт. Не говоря уже про губную гармошку!
И я пошёл домой скорее, за матерью. Уже бежал я домой. Как гляжу, выглядываю я из-за Слепковой избы, – он!
Ляся!
– Стой! – кричит он. Потому что я побежал вдруг обратно. – Бинокль и пилотка где мои! – спрашивает он, догнав
