Джастин Кейс - Мег Розофф

Все даже хуже, чем вы ожидали. Но надо признать, вы самую малость собой довольны.

Я же говорил.

Это я тебе говорила.

Люди начинают шевелиться, и тут вы замечаете, что по поверхности самолета тихо скользят красивые языки пламени, приятно оранжевые, нежные и изящные.

У вас на плече, на том, что болит, лежит чья-то рука, и рядом стоит девушка, чье имя вы не помните. Вернее, покачивается, а не стоит. Лицо у нее в крови, но не похоже, чтобы ей было больно. В одной руке у нее фотоаппарат, и она пытается что-то вам сказать, но вы просто смотрите на нее и улыбаетесь, потому что очень рады ее видеть. Вы смотрите, как шевелятся ее губы, но не слышите обращенных к вам слов.

Она берет вас за руку, поднимает на ноги, и вы оба идете нетвердой походкой, спотыкаясь об обломки, тела и части тел на вашем пути, пошатываясь из-за ушибов и других, еще не известных вам повреждений в собственных телах. Вы прибавляете шагу, почти бежите, на ходу учитесь уклоняться от того, что, как помнится, опасно или отвратительно, и еще вы вспоминаете, как двигаться быстро, хотя и не думали, что такое можно забыть, пусть даже на несколько минут. По дороге вы много всего начинаете вспоминать, например, что огонь — опасный. Вы бежите к дыре, пробитой в стене взрывом, как можно осторожнее прокладывая путь между неподвижными ранеными и трупами, уворачиваясь от капель расплавленного металла, смертельно нависающих сосулек стекла и луж крови.

Вы видите много такого, что в другой, более реальной обстановке могло бы вас испугать, но сейчас кажется занятным. У одного человека ноги совсем неправильные, как будто надеты не той стороной, а на полу сама по себе валяется рука с каким-то даже беззаботным видом. Чуть поодаль лежит тело без рук, и в этот момент вы рады, что не слышите звуков, которые издает голова на этом теле.

Потом вы останавливаетесь, смотрите вниз и видите самое странное за весь день. На полу валяется раскрытый толстый журнал, помятый, закапанный кровью. В журнале фотография мальчика, одетого в смутно знакомые вещи. Это обращенное к вам лицо почему-то напоминает кого-то или что-то, но вы никак не вспомните, кого или что.

Мальчик на фотографии худой и стоит к вам вполоборота. У него длинные волосы и бледная кожа. Руки засунуты в передние карманы джинсов. Лицо немного смазано. Вверху страницы крупный заголовок, часть которого залита кровью. Но начало еще можно прочесть: «Обреченная юность».

Остановиться и подумать о загадочной фотографии нельзя, потому что вас тут же тащат дальше, наружу, и там вы вдыхаете воздух, который не так режет легкие, как едкий спертый воздух внутри аэропорта.

Вы рады оказаться снаружи, подальше от разинутых в беззвучном крике ртов и обрушивающихся развалин. Девушка постоянно фотографирует, но все равно настойчиво тащит вас за руку. Это раздражает, потому что вам больно, но хватка у нее на удивление крепкая, учитывая, какой маленькой и хрупкой она кажется с виду; вдобавок она босиком, и по кровавым следам вы догадываетесь, что ступни у нее кровоточат.

Вы хотите остановиться и осмотреться. Будь и у вас фотоаппарат, вы бы сняли потрясающий кадр: относительно целый самолет стоит на носу посреди вашего нового дома. Но вы послушно следуете за стиснувшей вас рукой, потому что бороться только больнее, а вам сейчас точно не нужно больше боли. Вы чуть ли не кричите от изнеможения к тому моменту, когда она позволяет вам остановиться и оглянуться, указывая пальцем на охваченный пламенем корпус самолета, и тогда, снова повинуясь силе тянущей вас руки, вы пускаетесь бегом, и, когда ноги ударяют по асфальту в привычном ритме бега, в вашей голове сами собой всплывают слова, будто из милой детской песенки с заезженной пластинки: обреченная юность обреченная юность обреченная юность.

27

Не надо на меня так смотреть.

Трагедии не доставляют мне особого удовольствия.

Бывают дни, когда вполне хватает хороших дел.

Кто, по-вашему, сводит любовников, находит потерянных родных, устраивает чудесные исцеления?

Чья заслуга, что калеки танцуют, а недоумки думают?

Выжившие выживают.

28

— Ладно, Джастин, можем уже остановиться.

Агнес говорила громко, всего в дюйме от его уха, но он не вздрогнул, не отреагировал, не обернулся, ничем не показал, что слышит ее. Она похлопала его по плечу и, когда он оторвал завороженный взгляд от горящего терминала, показала ладонями вниз; так воспитательницы в садике дают расшалившимся детям понять, что пора успокоиться и сесть.

Джастин сел.

Теперь они были на достаточно безопасном расстоянии; взрывной волне пришлось бы пересечь главную взлетную полосу, чтобы до них добраться. Она задыхалась и впервые почувствовала боль в ногах, израненных по дороге через терминал. Ее голова заработала ясно, так что она могла воспроизвести последовательность событий. Она не помнила лишь одного, когда и где она потеряла обувь. Какое нелепое последствие взрыва.

Пока они сидели, по хвосту самолета пробежал маленький огненный шар, затем еще один и еще, а затем черный дым, валивший из разбитого носа, сгустился, и наконец они увидели, а потом услышали взрыв, разорвавший самолет на куски и уничтоживший остатки терминала.

Джастин напоминал обезьянку галаго с огромными немигающими глазами, как будто отсоединенными от мозга. Он больше походил на ребенка, а не на растерянного подростка. Ребенка, который с восторгом любуется салютом и ждет следующей вспышки.

Что ж, надо отдать ему должное, подумала Агнес. С этим своим бзиком на судьбе он попал прямо в точку. Правда, она и раньше не считала, что он все выдумывает, просто ей казалось, что злой рок — лишь чересчур пафосное наименование того, что она принимала за обычную подростковую депрессию. Может быть, думала она, он знал о катастрофе заранее, может быть, каким-то образом он предчувствовал свою судьбу.

Так трудно было думать о чем-то настолько непостижимом, что у нее заболела голова.

Медленно истекая кровью и глядя, как остатки терминала сплавляются в месиво из стекла, металла и человеческой плоти, она гадала, остались ли они в живых по благословению или вопреки проклятию.

Она гадала, начало это или конец битвы Джастина с судьбой. Или всего лишь относительно заурядный эпизод где-то посередине.

29

Крушение самолета попало на первые полосы даже в Лос-Анджелесе и Пекине, обеспечив прокорм экспертам по международному терроризму во всем мире. Расследованием занялся Скотленд-Ярд: там запустили масштабную полицейскую охоту, арестовали подозреваемых,