Наташа Славина. Повесть для юношества - Вера Сергеевна Новицкая
Вот наконец раздается свист приближающегося локомотива, и поезд, развеваясь разноцветной лентой, подкатывает к станции.
Господин внимательно осматривает всех пассажиров, стараясь разглядеть между ними знакомую фигуру.
«Неужели не узнаю? Не может этого быть!» — сам себе протестует он, и в ту же минуту глаза его падают на небольшую, одетую в черное тоненькую женскую фигурку, стоящую на ступеньке. Легкий ветерок развевает ее длинную креповую вуаль, из-под которой виднеется свесившаяся на сторону светлая белокурая коса. Большие печальные глаза, окруженные легкими черными тенями, пристально и озабоченно всматриваются в незнакомые лица.
— Наташа! — еще издали доносится до нее хорошо знакомый милый голос.
Девушка еще не видит того, кто говорит, но взгляд ее загорается, словно в душе зажегся яркий луч и осветил изнутри за секунду перед тем печальные, усталые глаза. Бледное личико заливает нежный румянец, губы открываются в счастливую улыбку, и радостное «Дима!» вырывается из груди. Она увидела, она в ту же секунду узнала его. Вот он, вот он протягивает к ней руки, а она, с глубоко прочувствованным вторичным возгласом «Дима! Милый!», охватив своими маленькими тоненькими ручками шею Дмитрия, прижимается головой к его груди. И нахлынувшая громадная радость, и глубокое, еще с полной силой щемящее горе, и сладостное сознание близости человека, в груди которого таится полное сочувствие ее радости и горю, — все напряжение последних тяжелых дней требует выхода и выливается в облегчающем глубоком рыдании. Но это длится одно лишь мгновение. Усилием воли девушка сдерживает себя, только два-три глубоких вздоха еще поднимают ее грудь. Кругом толкотня, возня. Волей-неволей приходится позаботиться о своих вещах, достать носильщику багажную квитанцию, запастись извозчиком.
— Наташа, милая, как я счастлив, что ты приехала, — заговорил Дмитрий Андреевич, лишь только они очутились в дрожках. — Ты не поверишь, как больно мне было, что я не смог сам поехать за тобой, сам привезти тебя, еще раз посмотреть каждый уголочек в милой квартире, где всегда отдыхала душа, где все было устроено ее заботливой, хлопотливой рукой, рукой нашей мамы. Да, Наташа, и мне она была матерью в полном высоком значении этого слова. Теперь у меня одна цель: чтобы жизнь твоя была светлой и радостной. Натуся, тебе хорошо будет у нас, я верю в это. Мое отношение ты знаешь. Анисьюшка, старушка няня моя, о которой ты давно слыхала, уже два года как живет у нас в доме. Когда я после назначения сюда ездил в свое именьице, то нашел ее там овдовевшей и сильно бедствующей. Конечно, забрал и привез с собой. Это преданный, добрый человек, который души во мне не чает, она уже всем сердцем заочно полюбила и тебя. Сегодня старуха с ног сбилась, устраивая тебе комнату, — все ей недостаточно хорошо казалось. Она и булок, и пирогов напекла, чтобы тебя с дороги накормить, — улыбаясь, закончил Дмитрий Андреевич.
Наташа с мягким выражением в глазах глядела на ласковое оживившееся лицо Димы и с удовольствием прислушивалась к знакомому милому голосу, который давно не слышала.
— Катя — тоже добрая девушка, очень добрая, — несколько менее уверенно продолжал Дмитрий Андреевич, — только у нее есть странности: она не особенно общительна, нервна, поэтому бывает не всегда ровна в общении. Ты на нее не обижайся, она не виновата, ее не совсем правильно воспитывала покойная Анна Васильевна, потом институт, жизнь вдали от семьи… Но, право, она добрая, и я уверен, что полюбит тебя, то есть, я хотел сказать, любит тебя, только замкнутая она очень. Полюби же и ты ее, Наташа, пожалей ее, ведь она, в сущности, очень одинока.
— О, Дима! Об этом меня просить не стоит! Я давно уже люблю, всей душой люблю и няню Анисью, и Катю! Ведь она сестра твоя, разве могу я не любить ее! — просто закончила девушка.
— Вот мы сейчас и приедем. Видишь, там, налево, зеленый домик с красной крышей в саду? Это и есть наш домик. От центра города далеконько, но больница близко и сад прекрасный, а ведь ты знаешь, я без зелени жить не могу. Вот и приехали. Стой, извозчик! Приветливо глянул навстречу Наташе своими отворенными настежь окнами новенький светлый домик, окруженный словно снегом усыпанными деревьями в их воздушных весенних нарядах. Лучи солнца пробивались сквозь разноцветные стекла крыльца и окрашивали дорожки причудливыми фиолетовыми, красными и синими полосами.
Едва открылась дверь в дом, как оттуда потянуло запахом свежих булок и еще чем-то нежным и душистым. Лишь только Наташа переступила порог прихожей, как навстречу ей показалась полная бодрая женщина лет пятидесяти с хлебом-солью в руках.
— Добро пожаловать, матушка-барышня, — низко кланяясь по русскому обычаю, проговорила она. — Не побрезгуйте нашими хлебом-солью, — и она, протянув Наташе блюдо, нагнулась и поцеловала ее руку. Наташа, тронутая и слегка сконфуженная, неловко сунула блюдо на первый попавшийся стул и тогда уже со свободными руками подошла к старушке.
— Спасибо, нянюшка, спасибо, милая. Правду Дима говорил, что вы очень-очень добрая, — сказала она, обнимая Анисью. — Дайте же мне вас хорошенько поблагодарить и крепко поцеловать. Ну, и вы меня поцелуйте. Только не так, — отдернула девушка руку, к которой женщина опять нагнулась. — Вы в лицо меня поцелуйте. Вот так. И полюбите меня, нянечка! Мне так нужно, чтобы меня полюбили, — дрогнувшим голосом докончила она.
— Да что ты, матушка, да как можно, чтобы не полюбить, что это ты несуразное говоришь, — отбросив всякий этикет, глубоко растроганная, промолвила женщина. — Да нешто могу я тебя не любить, сиротку горемычную, да и Митенька, поди, души в тебе не чает, а нешто он плохое полюбит? — И, подняв уголок передника, женщина стала тереть покрасневшие влажные глаза.
— Здравствуй, Наташа, — раздался в это время голос, и из дверей столовой появилась стройная фигура Кати.
— Катя, милая, дорогая! — с искренним, горячим порывом бросилась к ней девушка и крепко обняла ее. — Господи, да как же ты выросла, как страшно еще похорошела! Просто царицей смотришь! — восторженно воскликнула Наташа, пораженная действительно красивой внешностью девушки. — И какая ты нарядная! А как я любить тебя буду! — тепло и задушевно закончила она.
Катя, польщенная искренним восхищением приезжей, с несколько снисходительной улыбкой поцеловала ее в щеку.
— Раздевайся
