Словно искра - Элль Макниколл

– Надоумил?

Мистер Макинтош наклоняется так, что наши лица оказываются на одном уровне, и произносит так же медленно, как Эмили:

– Чья это идея?

– Моя, – уверенно отвечаю я.

Он смеётся, но смех этот неприятный. Мистер Макинтош выпрямляется и идёт к своей машине.

– Нехорошо использовать для своих выходок сестру, Киди.

Я в растерянности смотрю на Киди. Она сверлит мистера Макинтоша взглядом.

– Мистер Макинтош, но это придумала я! – кричу я ему в спину. – Мы проходим ведьм в школе.

– Ну да, ну да, конечно. – Он захлопывает дверь и заводит двигатель.

Я открываю было рот, чтобы сказать что-то ещё, но Киди кладёт руку мне на плечо:

– Адди, не надо. Если он такой ограниченный, что верит в чепуху, которую несёт, то и пускай.

– Но я не понимаю.

– Взрослые, когда им не нравятся наши слова и мысли, сваливают всё на аутизм и говорят, что мы не умеем думать сами. – Киди вздыхает и пожимает плечами. – В той дурацкой школе учителя делали так постоянно. Постоянно твердили, что я списываю. Не могли поверить, что я пишу из своей головы.

– Но ведь… – Мне хочется топнуть ногой, но я просто ставлю её на землю. – Это как с ведьмами! Ты в любом случае проигрываешь.

– Знаю.

Машина мистера Макинтоша удаляется, и я шумно выдыхаю.

– Я снова подниму эту тему на следующем собрании комитета.

Киди не отвечает, и я оглядываюсь на неё. Она улыбается.

– Думаю, это замечательная мысль.

Глава шестая

– Ты всегда так много читаешь?

Мы с Одри идём домой из школы. Это наш новый ритуал. Я не сразу к нему привыкла, потому что по пути до школы и обратно я готовилась к хаосу суматошного дня. Но Одри не слишком разговорчива и не сыплет вопросами, так что я в целом не против.

– Я читаю о Мэгги – женщине, которая жила здесь, в Джунипере. Она одна из «ведьм».

– Мэгги?

– Ага. Все говорили, что она ведьма, но это не так.

– Поверить не могу, что ты делаешь ещё что-то кроме домашки, – смеётся Одри.

– Не всегда, – признаю я. – Только если мне интересно. А когда мне неинтересно, мозг у меня отключается.

– Да, я иногда это замечаю. Я видела, как ты смотрела в окно, когда Мёрфи объясняла деление столбиком.

Я морщу нос:

– Клянусь, это само собой происходит.

– Но зато ты столько знаешь об этих ведьмах, – говорит Одри. – Я вот о Мэгги не читала.

– Моя сестра говорит, что мой мозг похож на компьютер, – объясняю я. – Сначала в нём никакой информации, а потом он начинает собирать всё больше и больше данных и не останавливается.

– Это у всех мозг так работает?

– Может быть. Но мой ломается, если нагружать его слишком долго.

Некоторое время мы шагаем молча, а потом Одри осторожно спрашивает:

– А… что с тобой не так?

Я отвечаю не сразу: думаю, не пытается ли она меня обидеть.

– Я смотрела видео твоей сестры, – говорит Одри. – Где она тебя красит.

– Я аутичная, – наконец говорю я и гляжу в туманное шотландское небо. Октябрь принёс холод и дождь. Ветер так сильно хлещет деревья на нашей улице – не знаю, как они ещё держатся.

– А что это значит?

– Такое нарушение нервной системы. – Я касаюсь виска. – Это значит, что мозг работает по-другому. Аутизм ещё называют расстройством аутистического спектра[4]. Например, одни аутичные люди не разговаривают совсем, а другие – наоборот, очень много.

– Как ты.

– Ага.

– И как… – Одри и правда старается понять. – Как он, этот спектр, проявляется у тебя?

– Я… Я всё воспринимаю немного сильнее. Слухом и зрением. Могу, не напрягаясь, расслышать, что говорят люди на другом конце улицы. Замечаю крохотные детали, которые ускользают от других. Мой мозг по-другому обрабатывает информацию. А ещё иногда… – Я пинаю лежащий на тротуаре камешек. – Иногда мне трудно читать чужие эмоции. Если люди неискренни, я не всегда понимаю, что написано у них на лице.

– Ясно.

Остаток пути Одри молчит. Только дойдя до дома, я понимаю, что Дженна никогда не спрашивала меня об аутизме.

Я принесла из библиотеки две новые книжки. Одну об акулах и одну о ведьмах. Я вбегаю в дом и иду в кухню. За столом вся в слезах сидит Нина.

Я останавливаюсь. Слёзы означают, что что-то стряслось. Иногда люди плачут от радости, и это совершенно сбивает с толку. Но Нина не кажется радостной. И при виде меня яростно вытирает глаза.

– Что случилось? – голос у меня хрипит.

Вдруг Нина глядит куда-то за моё плечо, и я оборачиваюсь и вижу Киди. Она выглядит рассерженной, и у неё тоже красные глаза.

– Адди, у нас с Киди взрослый разговор. – Нина наливает себе воды. – Пожалуйста, иди почитай наверху.

Я смотрю на Киди, которая пытается улыбнуться. Но она не умеет врать лицом и по-прежнему кажется сердитой и грустной.

Я делаю вид, что ухожу в свою комнату, но на самом деле прячусь на лестнице. С моим слухом я могу разобрать каждое слово даже через неплотно затворённую дверь.

– Нина, ты открыла портал в ад.

– Не драматизируй, Киди, я отключила комменты. Их больше не видно.

– Хотела понтануться проблемной сестренкой, да? – Киди выплёвывает слово за словом. – Хотела заработать лайков за то, что снизошла до особенного ребёнка?

– Этот особенный ребёнок – и моя сестра тоже! – кричит Нина. – Не только твоя!

– Это не соревнование! Она человек, а не реквизит. Она ранимая, а ты выложила её в интернет, и теперь всякие отбросы общества тыкают в неё пальцем!

– Она высокофункциональная… И нечего делать такое лицо, это абсолютно обычный медицинский термин. Она высокофункциональная, и я подумала, что люди захотят посмотреть. У неё лёгкая форма, Киди. Как и у тебя.

– Это тебе она кажется лёгкой! – кричит Киди, и я вздрагиваю. Я не привыкла, чтобы она повышала голос. – Тебе, Нина, и всем остальным бездушным в этой деревне, но не мне! И не Адди! Тебе она кажется лёгкой, потому что мы создаём такую видимость – ценой огромных усилий!

– Ой, да перестань.

– Знаешь, Нина, – Киди с шумом задвигает ящик, – на этом видео ей очень некомфортно. Если бы ты по-настоящему её знала, ты бы заметила. Она согласилась, только чтобы угодить тебе.

На пару мгновений повисает тишина. Я сижу словно в глухой ловушке.

– Я закрыла комментарии, – наконец тихо говорит Нина. – Хватит уже об этом.

Я слышу какой-то шорох, шаги и голос Киди:

– Тебе нужно перед ней извиниться.

Они явно закончили ссориться, потому что Киди идёт в гостиную и включает музыку. Я проскальзываю в комнату родителей, где в углу стоит старый компьютер, включаю его и нахожу Нинин канал. Нахожу нужное видео. Она и правда отключила комментарии. Но на сайте есть ссылка на «ответное видео».

Женщина маминого возраста говорит, как мне не повезло и что мой случай – «трагедия нашего времени». Её невозможно слушать больше минуты. Читаю комментарии. Люди соглашаются с женщиной. Они употребляют слова, которые мама с папой не разрешают нам использовать ни в коем случае. Некоторые пишут, что, раз я могу говорить, значит, у меня нет аутистического спектра.

Я закрываю вкладку, и мне хочется стереть из памяти всё, что они понаписали, так же как Нина стёрла комментарии. Я совсем запуталась, потому что одни говорят, что я «слишком», а другие – «недостаточно».

Их слова всё ещё отдаются у меня в голове, когда ко мне заглядывает Киди.

– Уверена, твой волшебный слух уловил кое-что из нашей ссоры. – Она ставит на мой прикроватный столик тарелку шоколадного печенья. – Прости.

Я сижу на постели спиной к Киди.

– Жаль, что я не как все.

– Нет, не жаль, – тут же отвечает она. – Адди, нет. У других разум маленький. А твой – огромный. В нём есть место всем и всему. Быть как все – в этом нет ничего хорошего.

– Откуда ты знаешь? Ты ведь тоже как я. – В глазах у меня щиплет. – Ты тоже не нормальная.

Пауза.

– Адди. – Голос Киди