На стальных путях - Владимир Владимирович Левандовский

— Может быть, возьмешь тяжеловес, Блинов? — спросили Ивана Петровича. — Положение сейчас трудное, очень бы это нас выручило…

А нужно сказать, что к этому времени норма для грузовых поездов была уже установлена, не без усилий Ивана Петровича, в 2200 тонн. Тяжеловесы состояли из полувагонов с рудой, общим весом в 5500 тонн.

Блинов соединил два тяжеловеса и еще добавил несколько вагонов весом тонн на 400. Поезд весом в 11 400 тонн! Многие испытывали в эти минуты сильнейшее беспокойство: машинист хотел вести сразу более пяти поездов нормального веса!

Успех этого рейса решил окончательно вопрос о тяжеловесах.

Отметим еще одну особенность выдающегося рейса. Блинов провел поезд из Шумихи в Курган на проход, без остановок. Как же удалось машинисту обеспечить питание паровоза водой? Не на ходу же поезда? Да, на ходу. Сразу за тендером паровоза шла водяная цистерна, соединенная с тендером специальным рукавом.

Нам бы пришлось довольно подробно рассказывать об Иване Петровиче. В сложной и трудной борьбе, которую он тогда вел за новые, прогрессивные нормы, у него были, конечно, товарищи и последователи среди машинистов депо. Их ряды увеличивались с каждым днем. Прежде всего следует назвать Василия Степановича Адамова. То же творческое беспокойство, что и у Блинова, то же неумение останавливаться на полпути и любоваться собственными достижениями, та же вера в силу и мощь советской техники — все это, основанное на любви к своей Родине и понимании задач, которые стоят перед ней, отличало Василия Степановича. Он брал маршруты, вес которых в три-пять раз превышал норму, и вел их по участкам на таких высоких скоростях, на каких несколько лег тому назад не водили даже обычные поезда весом в 1600 тонн.

И вот в это самое время, когда казалось, что путь тяжеловесам надежно пробит новаторами, скептики снова подняли голову.

Один из них (теперь этот машинист исправился, и нет нужды называть его фамилию) сказал Блинову:

— У тебя, Иван Петрович, машина хорошая. На такой и я бы тяжеловес провел…

Что можно было ответить этому машинисту? Сказать, что обе машины — и его и Блинова были получены в депо одновременно? Что дело мастера боится, а дом хозяином хорош? Или сделать неверный, вызванный секундным раздражением жест и кивнуть в сторону своего паровоза:

— Бери мою машину, веди тяжеловес.

Блинов принял совершенно неожиданное для своего собеседника решение. Он сказал:

— Я поведу тяжеловес твоим паровозом.

— По нашим участкам ты, Иван Петрович, пожалуй, и проведешь тяжеловес. Я раньше работал на Златоустовском отделении. Вот там попробовал бы…

Можно было, конечно, не обратить внимание на эту реплику. Хорошо бы это было или плохо? Плохо. Почему? Да потому, что к этому времени сообщение о почине Блинова стало широко известно машинистам всей дороги. И последователи Ивана Петровича на Златоустовском отделении также вели сильную борьбу против предельщиков. А Ивана Петровича, как всегда, интересовало, в первую очередь, дело, и Блинов справедливо считал, что своим товарищам и последователям, он, человек, накопивший значительный опыт, обязан помочь.

Мы опустим здесь организационную сторону дела, детали, связанные с разрешением и подготовкой этого рейса. Скажем только, что перед поездкой машина была осмотрена с такой тщательностью, с какой, наверное, осматривает летчик-испытатель опытный образец самолета перед первым рейсом. В паровозе № 20-675 было обнаружено около 60 дефектов. Пока бригады Ивана Петровича осматривали и устраняли недостатки, Блинов не отпускал от себя неряху-машиниста, вгоняя его в краску, хотя ни одного слова при этом не было сказано.

К отремонтированному и вычищенному до блеска паровозу прицепили состав в 3600 тонн. Поезд ушел в долгий рейс до Абдулино. В Челябинске, где весовые нормы ниже, чем в Кургане, вес поезда был уменьшен до 2300 тонн. Пять отделений двух дорог, Уральский хребет, крутые подъемы и многочисленные кривые прошел этот поезд.

Нет не везло скептикам на Южно-Уральской дороге, как не везло и не везет им в наши годы на всех магистралях страны!

Через несколько дней телеграф принес Ивану Петровичу телеграмму Лазаря Моисеевича Кагановича, возглавлявшего в те годы Народный Комиссариат путей сообщения.

Мы рассматриваем с Иваном Петровичем эту пожелтевшую от времени телеграмму, и старый механик говорит:

— Сколько лет прошло, а меня попрежнему согревает эта телеграмма верного друга и ученика товарища Сталина.

Иван Петрович замолкает, очевидно вспоминая прожитые годы. Со времени рейса, о котором шла речь, прошло еще около десяти лет. Снова и снова появлялась в газетах фамилия Ивана Петровича Блинова, поднимавшего то движение за кольцевую езду, то за сохранение зимой норм летнего графика, то разработавшего вместе с кадровыми машинистами депо целую программу обучения молодых механиков у реверса.

И сколько бы нового ни вносил Блинов в практику и теорию паровозников, ни на минуту не хотел этот человек успокаиваться на достигнутом, ни на час не помышлял об отдыхе.

«Вперед смотрящий!» Очень верно сказал ты об Иване Петровиче, Андрей Огарков! Человек неутомимого стремления вперед, огромного опыта, человек, любое новаторское слово которого подкреплено личным примером большевика, человек, до конца последовательный в выполнении самых трудных задач, — именно таким и должен быть «Вперед смотрящий», человек, шагающий в завтра саженьими шагами, как говорил Владимир Владимирович Маяковский.

2. История одного письма

Они зашли вдвоем в партийное бюро — старый, известный всей стране машинист Блинов и молодой механик Борис Карпеш, имеющий за плечами всего два года работы старшим машинистом.

Блинов присел на предложенный секретарем партбюро Павловым стул, Карпеш выжидающе остался стоять.

Павлов внимательно посмотрел на Блинова. Секретарь партийной организации депо знал, что Блинов обычно появляется в бюро с необычайными на первый взгляд предложениями. Всякий раз оказывалось, что предложения эти глубоко продуманы и основаны на точных расчетах.

— С чем пожаловал, Иван Петрович? — спросил Павлов.

Блинов повернулся к Карпешу.

— Говори, Борис.

Молодой машинист подошел к столу, сел на стул, положил на колени тяжелые узловатые руки и, помолчав немного, сказал:

— Пришли в партбюро по серьезному делу…

Пока Карпеш рассказывал Павлову о своем деле, Блинов сидел, полузакрыв глаза, и, казалось, дремал. Павлов хорошо знал эту привычку старого механика сосредоточиваться, медленно и основательно обдумывать свои предложения и предложения товарищей.

Однако на этот раз Павлов ошибался. Блинов, хорошо зная, о чем будет говорить Карпеш, думал о другом.

…Комсомолец Борис Карпеш, как и большинство молодых механиков, вырос на глазах у работников депо. Стоило ли удивляться, что сын железнодорожника, он к своим семнадцати годам оказался на паровозе и что не было у него другой мечты, как сравняться в мастерстве со старыми,