Мамы. Письма на заметку - Шон Ашер

Тина Лебланк-Садоски и мистер Роджерс

17 августа 1988 г.

Уважаемый мистер Роджерс!

Нашей дочке Мишель пять с половиной лет, и у нее неоперабельный рак мозга. Единственное, на что у нас еще есть надежда – это воздействовать на опухоль радиацией. В первый день терапии Мишель плакала и кричала, когда узнала, что ей придется быть в операционной в одиночестве. Она так расстроилась, что нам пришлось уехать.

На следующий день доктор дал нам лекарство, чтобы она заснула. Но оно не подействовало к тому времени, как мы добрались до клиники. Мы пытались уговорить ее, но она снова заплакала и сказала, что не пойдет. Мы объясняли, что процедура займет всего минуту – по тридцать секунд с каждой стороны.

Наконец она спросила меня: «Минута – это сколько?» И тут Господу угодно было надоумить меня, как объяснить ей, что такое минута. Я поглядела на часы и запела: «У нас прекрасный выдался день, у меня и моих соседей…» – и, не допев, сказала: «О! Минута уже прошла. Я даже не успела закончить песенку мистера Роджерса». Тогда Мишель сказала: «Это и есть минута? Это я могу». И она смогла. Всю процедуру она лежала не шелохнувшись, но у нас теперь небольшая проблема. Мне каждый раз приходится петь ей Вашу песенку по громкой связи на всю операционную. Я очень стесняюсь, но счастлива, что могу ей помочь. Теперь Вашу песенку наверняка знают наизусть все врачи и техники в отделе радиационной терапии.

Мне хотелось рассказать Вам, что Ваша прекрасная передача играет важную роль в жизни многих детей – думаю, более важную, чем Вы себе представляете.

Мама девочки Мишель.

СОСЕДИ МИСТЕРА РОДЖЕРСА

Август 1988 г.

Дорогая Мишель!

Мне было очень приятно познакомиться с тобой и узнать, что тебе так нравятся наши встречи в телевизоре.

Твоя мама в письме рассказала, что у тебя рак, и тебе приходится ходить на радиацию. Больница – такое место, где может быть непросто. Мишель, я надеюсь, что ты постараешься объяснить своей семье и докторам в больнице все, что ты чувствуешь: когда ты сердишься, когда грустишь, когда боишься или когда, напротив, у тебя все хорошо; все то, что я называю «серьезными разговорами».

Я очень рад, что моя песенка «Хочешь, будем соседями» так помогает тебе во время процедуры. Посылаю тебе кассету с ее записью и еще несколько подарков. Теперь всякий раз, когда я пою эту песенку, я буду думать про тебя.

Мишель, очень много людей тебя любят и о тебе заботятся. Твоя семья тебя любит. Доктора в больнице тебя любят. И я тебя люблю, потому что ты мой телевизионный друг. И всем, кто тебя любит, каждый день с тобой приносит радость, потому что ты – это ты.

Все наши соседи передают тебе привет и наилучшие пожелания.

Твой телевизионный друг, мистер Роджерс.

21

Любовь матери не взыскует причин

Отец немецкого композитора Рихарда Вагнера умер, когда маленькому Рихарду было всего полгода, оставив его мать Иоганну одну с девятью детьми. Мать сомневалась в его музыкальных способностях и убеждала его получить обычное образование, но учеником он оказался нерадивым, жизнь вел распущенную, с попойками и азартными играми. Его падение дошло до низшей точки, когда он в протяжение одной ночи поставил на кон пенсию матери, проиграл, а потом сумел отыграться. Наутро он признался ей во всем и поклялся измениться.

Это письмо он написал матери в возрасте 22 лет. Она умерла в 1848 году, прожив достаточно долго, чтобы застать его первые успехи, пусть скромные, на избранном поприще, и всего за несколько месяцев до того, как он закончил работу над первым вариантом либретто будущего величественного цикла опер «Кольцо Нибелунгов».

Рихард Вагнер – Иоганне Вагнер

25 июля 1835 г.

Карлсбад

июля 21 числа, 35 года

Лишь к тебе, дорогая моя, я способен питать чистейшую любовь и глубочайшее чувство. Известно, что братьев и сестер рок разносит прочь – каждый ищет своей радости и заботится о своей выгоде, и подбирает обстоятельства, споспешествующие тому и другому. Так; и в себе я ощущаю подобное: приходит срок, и пути человеческие расходятся – приязни наши становятся управляемы соображениями бренной жизни, и друг другу мы оказываемся лишь вежливыми знакомцами; молчим, когда молчание кажется приличествующим, и говорим, когда наше мнение востребовано событиями; и чем дальше мы друг от друга, тем более. Ах! но насколько же материнская любовь превыше этого!

И я, без сомнения, принадлежу к обществу тех, кому нелегко высказываться по велению сердца – иначе тебе открылась бы полнее моя более податливая сторона. Но чувства мои все же неизменны, и, воистину, теперь, когда я покинул твой дом, благодарность за великую любовь, оказанную тобой твоему сыну, изъявленную ему днями вновь в манере столь теплой и нежной, так переполняет меня, что почитаю теперь за счастье написать – нет, объявить о них в выражениях, присущих языку вернейших возлюбленных. Но и их, боюсь, недостаточно – ибо безгранично чиста и бескорыстна любовь матери!

‘НЕТ СЕРДЦА, КОТОРОЕ ОБРАЩАЛОСЬ БЫ К МОЕМУ С БОЛЬШЕЙ ГОТОВНОСТЬЮ И БОЛЬШИМ РАСПОЛОЖЕНИЕМ, НЕЖЕЛИ ТВОЕ ’.

Не стану же пускаться теперь в философские рассуждения; хочу лишь благодарить тебя вновь и вновь – и как счесть все проявления твоей любви, исторгающие из моей души эту благодарность, когда они видятся мне неисчислимыми! О, знаю я вполне, что нет сердца, которое обращалось бы к моему с большей готовностью и большим расположением, нежели твое; что лишь оно сопровождает незримо каждый мой шаг – и не с тем, чтобы подвергать хладному осуждению, нет, с тем лишь только, чтобы упоминать в своих молитвах. Не ты ли оставалась мне верной беззаветно, в то время как прочие, узрев лишь внешние проявления, разумно отвратили свой взгляд? Было бы требовательно сверх всякой меры ожидать от них сходной благосклонности; даже знаю наверное, что ожидание такое было бы тщетным; но твоя щедрость исходит из глубины сердца твоего, и денно я молю Господа, чтобы сохранил Он это сердце склоненным ко мне – ибо если случится и всему миру меня отринуть, оно одно станет мне последним надежным прибежищем. Паче же молю, чтобы не случилось тебе умереть прежде того времени, как я сумею доказать, что достойному сыну, исполненному беспредельной благодарности, явила ты столь великую любовь!

Но нет; ты насладишься еще ее изобильными плодами. О! воспоминания о последней неделе, проведенной с тобою! Пиршество для меня несравненное, сладость неизмеримая – перебирать в памяти