Человеческий фактор - Ишмаэль Джонс

Он старался оставаться в курсе событий, помогал, где мог, и всякий раз, когда у него появлялась наводка, рассказывал мне о ней. Я следил за каждой его наводкой.

Теперь из нашей группы остались только мы с Йоной.

*****

В штаб-квартире я зашел к Грейс, женщине, которая использовала базы данных штаб-квартиры для составления списков хороших объектов по линии биологического оружия. Я похвастался ей, что могу взять один из ее списков и получить разведданные из любого источника из этого перечня, и что с одним из таких списков я уже сделал это. Она была сокровищем, эта женщина. Если бы она создавала списки для решения других задач, например, для борьбы с терроризмом или с иракским ОМУ, и эти документы использовались оперативными сотрудниками, Америка сегодня была бы совсем в другом месте.

Я был счастлив, что мне удалось найти способ обойти «привратников» в Лэнгли в отношении объектов, связанных с биологическим оружием. Убедив нашего специалиста по российской программе, что его объекты подпадают под юрисдикцию группы Грейс по борьбе с государствами-изгоями, то есть он не будет нести ответственность, если что-то пойдет не так, я смог его обойти.

Затем я сосредоточился на ученых из государств-изгоев, которых мы подозревали в связях с российскими учеными и объектами. Я отправился в отдел штаб-квартиры, который занимался объектами биологическим оружием государств-изгоев.

— В рамках программы по российскому биологическому оружию требуется, чтобы я нацелился на этих ученых из государств-изгоев, — заявил я. — Эти объекты связаны с российской программой.

Уверенности в том, что там действительно есть какая-то связь, не было, но звучало это неплохо.

— Это одобрил глава по российской программе биологического оружия? — спросили они.

На самом деле, он ничего об этом не знал.

— Конечно, одобрил, — сказал я.

— Ну что ж, тогда действуйте.

В большинстве государств-изгоев у нас не было резидентур ЦРУ, поэтому мне не пришлось беспокоиться о том, как преодолевать это препятствие — всегда грозное и требующее времени. Мое официальное начальство находилось в Европе, но, поскольку я проводил операции за пределами их географической территории, они были уверены, что не понесут за это никакой ответственности, поэтому все считали, что если что-то пойдет не так, то проблемы будут у кого-то другого. Это открыло мне путь к новым объектам разведывательного интереса.

Я отправился домой и начал связываться с интересующими меня людьми. Во многих случаях мой вклад оказался ограничен: все, что я действительно сделал для продвижения этих оперативных дел, — это позвонил. Люди оказались восприимчивы, и я напечатал содержание телефонных разговоров в сообщениях для штаб-квартиры.

Как только стало ясно, насколько легко связаться с объектами, в Лэнгли взялись за эти дела и поручили их другим сотрудникам. С одной стороны, я оказался отстранен от участия в операциях, но, с другой стороны, дела продвигались вперед. Это все, что имело значение.

В Управлении присваивали этим объектам зашифрованные имена, что придавало им официальный и устрашающий вид. Стóило мне показать, что объект — это обычный человек, который плохо одет и хочет подзаработать, как новые кураторы охотно шли с ним на контакт.

*****

Ежегодно, 10-го ноября, Корпус морской пехоты устраивает бал в честь дня своего создания в 1775 году. Я хотел пойти на него, но, поскольку там будут присутствовать многие сотрудники Госдепартамента, моя местная резидентура сочла, что для моего прикрытия будет лучше, если я останусь дома.

К счастью, мне никогда не угрожали, хотя было несколько необычных инцидентов. Находясь в Хьюстоне в гостях у друзей, я пошел в стейк-хаус, и тут подошла психованная пьяная женщина средних лет и схватила моего друга за промежность. Он вздрогнул, но потом она отпустила его, отвлекшись на новую мысль.

Тогда она посмотрела на меня, и выражение ее лица изменилось с пьяного на созерцательное, и женщина сказала нормальным, разговорным голосом:

— Ты шпион, не так ли? Я знаю, что ты шпион.

Несколько мгновений она собиралась с мыслями, прежде чем ею вновь овладел пьяный, безумный вид. Она снова кричала, ругалась и хваталась за моего друга, и сотрудники ресторана вывели ее из заведения.

Легенда не раскрывается официально, если этому нет доказательств, которые стали известны Управлению. Если вся семья, школьный класс и все соседи оперативника знают, что он работает на ЦРУ, его легендированное прикрытие не будет официально раскрыто, пока кто-то из штаб-квартиры не заметит это и не изложит в письменном виде. Не то чтобы это была лучшая система; просто так принято.

Насколько я мог судить, моя легенда оставалась надежной, и я был обучен ее защищать, но моя уязвимость заключалась в самом Управлении. Доступ к данным о моем настоящем имени имели сотни неосторожных людей. Недавно произошел инцидент, когда кто-то из сотрудников Управления по ошибке отправил подробную информацию о моей легенде по почте в государство-изгой. Письмо вернулось с пометкой «возвращено отправителю». Невозможно было узнать, было ли вскрыто в государстве-изгое это письмо, и эта неопределенность в сочетании с огромным количеством руководителей, причастных к рассылке, которые предпочли проигнорировать это дело, спасла меня. Дело было замято, и я дожил до следующего дня.

Эдвард Ли Говард уехал в Москву до моего прихода в ЦРУ, но Эймс и Николсон продолжали работать и после моего прихода. В феврале 2001 года был арестован агент ФБР Роберт Ханссен, время от времени работавший на русских, по крайней мере, с 1980 года, когда он предоставил КГБ информацию о Дмитрии Полякове, советском генерале, работавшем на ЦРУ. Советы казнили Полякова[69]. Кроме того, поскольку некоторые операции, раскрытые КГБ, до сведения Говарда, Эймса, Николсона или Ханссена не доводились, возникли подозрения, что в Управлении есть еще один «крот»[70]. По крайней мере, один из этих людей, вероятно, имел доступ к данным о моем настоящем имени.

Наши сотрудники, работавшие по линии Госдепартамента, иногда говорили своим маленьким детям, что они шпионы; иногда, как и полагается детям, те рассказывали об этом другим детям. Мой собственный сын однажды вернулся из школы и заявил:

— Билли говорит, что его папа на самом деле не дипломат. Он работает в ЦРУ.

Я знал, что в местное посольство прибыл новый сотрудник Управления, переведенный с другой должности, но не был уверен, кто именно. У него были дети, которые учились в той же школе, что и мои, поэтому я спросил сына:

— Дети Смитов — ты знаешь, кем работает их отец?

— Он работает в посольстве