И и Я. Книга об Ие Саввиной - Анатолий Исаакович Васильев

Не сразу стал признавать нас швейцар “нашего" ресторана — Слава, мужчина лет пятидесяти, опытнейший психолог и физиономист. Со временем всё наладилось, особенно когда мы получили удостоверения, подтверждающие нашу принадлежность к ВТО. Надо сказать, что посещался ресторан нами не только для того, чтобы потусоваться, а и, просто-напросто, чтобы поесть. Странна жизнь работающего актера (“ты странна и неказиста, жизнь советского артиста"): с утра репетиция, небольшой — часа два — перерыв и в 19:00 спектакль, который заканчивается поздним вечером. Разогретый организм требует разрядки физической и духовной. Ужин, пусть поздний, в окружении знакомых — хорошее средство для стабилизации чувств, мыслей, устремлений и восстановления паритета со всем миром!

Одной рукой приоткрыв дверь, другой придерживая неугодного гостя, желающего прошмыгнуть в творческую атмосферу, Слава впускает нас — меня и Бориса — в заполненный высокохудожественной интеллигенцией зал на первом этаже здания, что на углу улицы Горького и Пушкинской площади. Нет теперь этого зала, да и само здание лишь чудом сохранилось. В годы дележки отечественных богатств случился неожиданный (а как же иначе?) пожар, в котором наш ресторан благополучно сгорел. Историю этого пожара потом долго обсуждали: трагический случай, или кто-то умело распорядился советским наследством. Однако сверхбыстрый Евгений Евтушенко успел прославить в стихах это легендарное место. Я положил его стихи на гитарные аккорды, и в спектакле “Под кожей статуи Свободы" мы хором распевали этот гимн ресторану ВТО. Вот куплет:

Там цыган-певец и поэт-мертвец,

Лилипут-циркач и скрипач,

Там и мат и лай, там и ад и рай,

А сидит стукач — свой стукач.

Но вернемся в то время, где Слава пропускает меня и Бориса в пока еще живое помещение ресторана.

Расхожее “впервые я ее увидел" здесь не годится. В нашей многоликой (в профессиональном смысле) среде, здороваясь с человеком как с хорошим знакомым, порой не всегда сообразишь, где ты его видел — на экране? на сцене? и действительно знакомы ли вы?

В многолюдном зале требовалось выискать себе место. Свободных столиков, естественно, нет, но, умело жонглируя попадающимися под руку свободными стульями, можно было куда-либо присоседиться. Мы и присоседились. Кто еще был за этим столом — не помню. Ее — запомнил. Ия, что называется, “держала стол": анекдоты, байки, стихи. И, в частности, вдруг, очень умело копируя манеру поэтессы, чем развеселила присутствующих и сильно разозлила меня, стала читать стихи моей любимой (а кто ее не любил?) Беллы Ахмадулиной:

Что сделалось? Зачем я не могу,

уж целый год не знаю, не умею

слагать стихи и только немоту

тяжелую в моих губах имею?

По истечении многих лет я буду часто просить Ию “почитать Беллу", что она всегда с удовольствием делала. Как и что ЭТО было, описать невозможно, и дело не в абсолютно точной голосовой имитации, что придавало стихам какое-то неземное звучание. Дело в необыкновенном умении — я не знаю: читать, произносить, доносить, выражать — делать стихи “своими". Потрясающее соавторство'. Сравнить — не с чем… И это относится не только к Ахмадулиной, но и ко всем поэтам, которых любила Ия, а их было немало.

Но в тот вечер я был безмерно возмущен издевательством над обожаемой поэтессой. И чем больше восхищались присутствующие Ией, тем больше возмущался я. За это время за столом образовался актер Валентин Никулин. Миграция между столами в ресторане ВТО — дело обычное. Саввина, приобняв Валентина за плечи, голосом хозяйки театра (мое субъективное ощущение) вдруг заявила: “Вот кто должен играть Говоруху-Отрока!" Речь шла о спектакле “Поющие пески" в театре Моссовета, где эту роль играл Игорь Старыгин. Она еще и ролями распоряжается! Мой внутренний бунт перерос в пролетарскую революцию, и я пересел за другой столик, благо кругом друзья-коллеги.

Из дневника:

Поехали на день рождения к Л. Чужие люди. Всё раздражает. Глупость и бездарность Л. Поссорилась с Толей. Наверное, я виновата, но не в том, в чем он меня обвиняет: дескать, центропупие. А это от желания сломать убожество обстановки.

Другое время — встреча со зрителями в Куйбышеве (ныне — Самара):

Чуть не проспала выступление. Принимают прекрасно, говорят — “вот настоящие творческие встречи". Лидия Петровна — еще с Камаза — знает всё и обо всех.

Говорит, что Старыгин на вопрос, кто ваши учителя, — много и хорошо говорил обо мне. Приятно.

ИЯ: Учтите, что моя резкость не от агрессии, это чистая самозащита.

Пьеса £.Шварца “Два клёна". Персонаж Баба-яга, как говорила полушутя Ия, любимая несыгранная роль. Реплику Бабы-яги: “Меня только тот понимает, кто мною восхищается" — Ия произносила со смаком и явным удовольствием, каждый раз по-разному, горделиво поджимая губы и кокетливо поведя бровями. В ответ всегда был хохот — смешно! И она смеялась и добавляла оттуда же: “Я себя мало сказать люблю, я в себе, голубке, души не чаю", — и снова — веселье и смех. А мне всегда казалось, что в этой шутке есть “доля шутки" и большая доля серьеза. Нарциссизм присущ, безусловно, нашей братии, никуда от этого не денешься. Он — что-то вроде топлива для поддержания иногда вполне справедливых амбиций. Я на похвалы коллегам, честно говоря, туповат, есть такой грех, но когда я вынужденно (вынужденно, потому что нет сил удержаться) хвалил какую-то работу Ии, то ловил на себе ее взгляд, никак не соответствующий моменту, — “ты это серьезно?"

По дневникам тут и там разбросаны ее оценки своих работ. Немного, к сожалению, но тем не менее:

“Частная жизнь"

Вечером премьера Райзмана. Неожиданно недурно, но похвалы мне до сих пор не понимаю. Всё очень примитивно, по мне.

“Открытая книга"

Смотрели 2-ю серию. Мне нравится. Я себе нравлюсь (тьфу-тьфу) правильно, по-моему, перспективно развиваюсь. Витька [Гитов, режиссер] молодец. Старуха тут же звонила — и красивая-то, и умная-то, и гениальная-то, даже неловко, но — спасибо ей.

Опять первая серия, сцена под дождем, встреча, планы на заседаниях и прочее. 2-я понравилась меньше. Что бы там ни говорили, а работа большая и серьезная. Компания есть — режиссер, оператор, художники, композитор и артисты. Табаков становится лучше, глубже в третьей серии, вторую, самый финал, — профукал из-за