Неуловимые - Михаил Сидорович Прудников

Но вот лыжня сворачивает направо, а нужно идти прямо, в гору. Еще раз тщательно проверяю путь по карте, смотрю на компас. Да, действительно, у нас все правильно. Через полтора — два километра должны выйти к полотну железной дороги, а там скоро и мост.

На всякий случай посылаю Волкова и Индыкова посмотреть, куда ведет их старая лыжня. Оказывается, она огибает высоту и уходит направо. Так вот в чем ошибка Чернышова!

Снова трогаемся в путь. Взбираемся на крутые склоны, ныряем в низины. Наконец видим железнодорожную насыпь. А потом в предрассветной мгле показываются и смутные очертания моста.

Охраняется ли он? Посылаю разведку.

Сняв лыжи, Попов и Индыков медленно ползут вперед, сливаясь в своих белых костюмах со снегом.

— Охраны нет, — сообщает Попов, возвратившись.

Отлично!

— Константинов, Палиха, Волков — вам поручается взорвать мост! Попову, Индыкову — прикрыть подрывников!

— Есть!

Захватив с собой тол, бойцы двинулись к чернеющим стальным фермам. Попов и Индыков залегли по обе стороны насыпи с автоматами наготове. Я занял удобную позицию, откуда хорошо видны все мои товарищи.

Удивительны эти минуты высокого напряжения. Нервы натянуты до предела, и каждая секунда кажется вечностью.

Молодец Палиха! Как ловко он ныряет со своей ношей под мост. Вот уже привязывает заряд к балкам, вставляет механический взрыватель со шнуром. Еще минута — и он ползет обратно.

Все готово. Ждут моего сигнала... Знак рукой. Рывок за шнур. Взрыв! 

Взвился столб черного, дыма, взлетели в воздух куски железа и шпал.

Таков был наш первый «привет» гитлеровцам на захваченной ими советской территории. Совершили мы эту диверсию на рассвете пятнадцатого марта, через десять дней после перехода линии фронта. 

Хутор Забелье

1

Пять суток странствуем мы по лесам и болотам... На родной земле вынуждены чувствовать себя чужаками. Движемся ночью, вдали от дорог и населенных пунктов. Днем останавливаемся в глухих чащах.

И все-таки нет, не чужие мы здесь, а хозяева!

Поздним вечером подошли к хутору. В густом бору — небольшая полянка, два рубленых дома, пристройки. По всем данным, это и есть то самое Забелье, где отряд наметил организовать свою базу.

Оставив «главные силы» в лесу, двумя группами отправляемся в разведку. Со мной — Валентин Никольский и Борис Табачников. Вторая группа — лейтенант Щенников, Иван Попов и Иван Демченко. Идем гуськом, оружие наготове. Часто останавливаемся, прислушиваемся... Тишина. Встречный ветерок доносит запах дыма. Значит, есть на хуторе люди. Но кто? Может, это немцы зажаривают последнего поросенка, отобранного у крестьян?

Нервы напряжены. Малейший шорох кажется удивительно громким.

— Тише ты, — шепчет Никольский Табачникову, хрустнувшему сломанной веткой.

— За собой лучше следи, — ворчит Борис. — Пыхтишь, как паровоз.

Убедившись, что вокруг никого нет, подходим к первому дому. Темные окна разрисованы ледяными узорами. Тропинка к дверям запорошена снегом. На нем свежие следы. Присматриваемся: от валенок. Отпечатков подков и гвоздей не видно. Вероятно, гитлеровцев на хуторе нет.

Пробую дернуть дверь за ручку — не открывается. Заперто изнутри, значит, в избе есть люди. Легонько стучу. Никакого результата. Снова стучу — сильнее, требовательнее. А у второго дома, к которому направилась группа Щенникова, совсем тихо. Там, по-видимому, никаких осложнений нет.

Я стучу еще и еще. В окне замерцал огонек. Наконец-то! Сейчас откроют. Но лишь после того как мы еще раз напомнили о себе, из-за двери послышался басистый мужской голос:

— Кто там? Подождите.

Слишком уж долго нас заставляют ждать. Из дома доносятся приглушенный шепот, звяканье склянок. После длинной паузы тот же голос:

— Кто там?

— Свои, откройте.

— Что за свои? Как это понимать?

Больших усилий стоило сдержаться и сохранить спокойный тон.

— Ну свои люди, русские.

— А какие русские? Они разные бывают.

— Мы свои, понятно?

Хозяин плотнее прихлопнул дверь, задвинул засов и сердито сказал:

— Прошу по ночам не беспокоить. Приходите утром.

Это было совершенно неожиданно. За время своих странствий, правда пока недолгих, по оккупированной территории мы уже успели привыкнуть к радушному отношению местных жителей. И вдруг — на тебе. 

Пришлось несколько поступиться принятыми в хорошем обществе манерами и разъяснить хозяину, что, если он будет вести себя так нелюбезно, нам придется ответить ему тем же — сломать дверь.

Это произвело впечатление. Щелкнул крючок, с грохотом упал засов. Вошли в душную комнату. При свете керосиновой лампы я увидел худощавого рыжеватого человека лет под пятьдесят с изрядно заросшим щетиной лицом.

— Здравствуйте.

Увидев вооруженных людей, строптивый хуторянин изобразил на своем хмуром лице нечто вроде улыбки.

— Мое почтение, — сказал он, поклонившись. — Вот ведь какая досада! Думал, мало ли кто? Теперь всякий народ по ночам бродит. Уж извиняйте... Так по каким делам? Чем обязан?

— А позвольте узнать, кто вы?

— Лесник.

— Очень приятно, вот и познакомились. Почему не хотели открывать? Мы же сказали — свои.

Наступила короткая пауза.

— Потому и не хотел, что свои, — начал оправдываться хозяин. — Видите... — Он распахнул дверь в соседнюю комнату. Там на кровати стонала женщина с компрессом на лбу. На столике возле нее стояли пузырьки, баночки. — Жена больна тифом. Неподходящее дело...

Припомнилось звяканье склянок. Не приготовлен ли этот парад лекарств наспех, пока мы стучались? Но вполне возможно, что хуторянин говорит правду. Ведь тиф на оккупированной территории стал распространенной болезнью. Однако в данную минуту меня больше всего интересовали гитлеровцы.

— Бывают у вас немцы?

— Почти каждый день.

— А как они сюда добираются: пешком, на лыжах, на машинах?

— По-всякому.

Бегло окинул взглядом комнату: занавески на окнах, шуба на вешалке, валенки возле печки. Не похоже, чтобы здесь хозяйничали фашисты.

— Ну что ж! — сказал я. — Мы намерены у вас остановиться. Вероятно, ненадолго.

— Как можно! — мужчина сокрушенно покачал головой. — Понимаете, тиф! Людей погубите!

— За заботу спасибо. Мы, с вашего разрешения, займем эту комнату, а вы с женой поместитесь в другой. В тесноте, да не в обиде. Время такое!

Затем я послал Никольского дать сигнал отряду, и вскоре остальные товарищи присоединились к нам.

Наконец-то — снова человеческое жилье. Для нас это праздник. Можно снять с плеч вещевые мешки, свободно вытянуть руки, вздохнуть полной грудью, прилечь в теплой комнате... Мне захотелось сразу же прикорнуть возле печки. Но сейчас нельзя. Нужно немедленно поговорить с Глезиным, Корабельниковым,