Маска или лицо - Майкл Редгрейв

Так по крайней мере обстоит дело в нашей стране, где более ста лет такие люди, как Мэтью Арнольд, Шоу, Уильям Арчер [7], Гренвилл-Баркер и Джоффри Уитуорс [8], вели борьбу за основание собственного Национального театра, подобного, к примеру, «Комеди Франсез» во Франции. Эта борьба привела к предположительному ассигнованию ничтожной (в масштабе расходов на вооружение) суммы в один миллион фунтов стерлингов и к закладке фундамента здания на южном берегу: но затем эта закладка была перенесена в другое место, так как намеченный участок понадобился для иных целей. Дело кончилось примирением с обстоятельствами и апатией со стороны всех, кроме некоторых из нас, нескольких бедных безумцев.

Главное, что было нужно для такого театра, — это здание и субсидия, чтобы в этом театре можно было постоянно ставить величайшие драматические произведения мира в наилучших условиях. Правда, нечто подобное представляет собой для пьес Шекспира театр в Стратфорде: но надо признать, что без ореола шекспировского родного города, в местности, лишенной очарования сельских красот Варвикшайра и других благоприятствующих факторов, вряд ли этому театру удалось бы даже при наилучшей администрации свести концы с концами. Еще много лет назад Гренвилл-Баркер предвидел, что для постановки пьес в стиле, соответствующем престижу Национального театра [9], понадобится первоначальное ассигнование в миллион фунтов стерлингов, причем он настаивал, чтобы Национальный театр обладал не только большой, но и малой сценой. Такая система принята почти во всех крупных городах Германии и Скандинавии. Ведь явно бессмысленно, например, пытаться ставить «Кукольный дом» Ибсена на сцене, приспособленной для постановки «Юлия Цезаря», со всем размахом, присущим современности. Баркер считал, что постоянная труппа должна состоять человек из семидесяти с достаточным количеством героев и героинь, а также характерных актеров во избежание неудач при распределении ролей. Он говорил, что нужно распланировать все внутренние помещения и разместить склады, гардеробные, актерские уборные, репетиционные комнаты так, чтобы все вспомогательные цехи, расположенные в центре, обслуживали обе сцены.

«Кому это нужно столько мест?» — кричит та часть прессы, которая продолжает тревожиться о «деньгах налогоплательщиков», как если бы это была «лепта вдовицы». А кому был нужен Олд Вик? Вначале он был нужен только Эмме Конс [10] и Лилиан Байлис; теперь же даже те, кто не посещает этот театр, не сомневаются в том, что он нужен.

***

Но вернемся к нашим зрителям. Они приходят в театр, полные смутных предрассудков. Быть может, они читали газетные рецензии, и если даже предположить такую маловероятную вещь, что все рецензии были хвалебными, то все же они в чем-то, несомненно, противоречили друг другу, и это приводило зрителей в смущение. Но если даже зрители и не читали рецензий, то, наверно, они слышали столь же противоречивые толки о пьесе и ее исполнении. В условиях, в которых работают театральные рецензенты, иначе и быть не может. Рецензент еженедельной газеты или воскресного выпуска еще может успеть посмотреть всю пьесу целиком, но репортер ежедневной газеты зачастую передает рецензию по телефону раньше, чем окончится спектакль. Естественно, что актеры относятся к театральной рецензии подозрительно. Однако я подметил, просматривая старые рецензии на пьесы, в которых играл, что отзыв, казавшийся в первый момент резким и даже беспощадным, не очень отличался по тону от той оценки, которую в конце концов сам составляешь о своей игре. Мы хорошо запоминаем все лестные отзывы о себе, мы принимаем как должное обычные похвалы; но что касается обидных слов, то лишь самые острые колючки застревают у нас под кожей. Я бы не хотел, чтобы вы увидели в этом пресловутое «актерское тщеславие». Ведь тщеславие свойственно не только актерам. Я встречался с этой избыточной чувствительностью к критике также у адвокатов, врачей, юристов, хозяев гостиниц, журналистов и самих театральных критиков. Актер проявляет такую чувствительность потому, что его критикуют в тот самый момент, когда он играет; выступая перед зрительным залом, он неизбежно думает, что среди зрителей есть люди, которые, начитавшись рецензий, как бы говорят актеру: «А ну-ка, докажи» или «Вот и покажи нам это». Правда, здесь налицо не только сверхчувствительность актера, но и его глупость, поскольку с таким же успехом он мог бы считать, что раз зритель уже заплатил наличными за билет, то, верно, у него достаточно веское основание желать посмотреть пьесу.

Как я уже говорил, в Стратфордский театр приходят зрители, которых объединяют не совсем обычные связи. Сознательно или бессознательно — оставляю в стороне ненадежные соображения насчет опасного термина «ученость» — публика, собравшаяся со всех концов света посмотреть Шекспира в театре Стратфорда-на-Эйвоне, ищет там чего-то большего (точнее, чего-то иного), чем она может получить в лучших постановках других театров. Некоторые приходят с таким чувством, словно ждут посвящения в таинство. Кое-кто, я уверен, идет на спектакль, как на епитимью. Один джентльмен, выходя из театра по окончании трагедии, сказал: «В последнее время, черт возьми, все кровавые пьесы тянутся больше трех часов». Многие приходят с желанием как бы искупить вину — некоторые из них никогда больше не придут, — но ни малейшего представления о том, что их ждет, у них нет. Иногда я поражаюсь, как все же благодаря гению Шекспира и соединенным усилиям режиссера и актеров удается добиться тишины в таком смешанном зрительном зале. Я уже не говорю о том, чтобы всех удовлетворить. Действительно, большинство зрителей так слабо представляет себе, что их ожидает, что я легко могу поверить в историю, рассказанную мне членами балетной труппы Сэдлерс Уэллс [11], которые выступали в том же театре, где через две недели мы с леди Пегги Эшкрофт должны были начать играть «Венецианского купца». Две дамы изучали программки к балету «Коппелия», и одна сказала другой: «О, как досадно, мы выбрали не тот день: ни Пегги Эшкрофт, ни Майкл Редгрейв сегодня не танцуют». Ни вы, ни я так, наверное, никогда не скажем, и, быть может, это единственное, чем мы можем справедливо гордиться.

К счастью для нас, актеров, бо́льшая часть зрительного зала в любом театре неплохо знает — по крайней мере, мы на это надеемся,— чего ей следует ожидать. Однако здесь приходится считаться и с тем фактом, что очень многие не только не посещают театра систематически, но вообще ни разу не были в нем за всю свою жизнь. Иногда это связано с отсутствием возможностей, если люди живут, например, где-нибудь в долине Уэльса и при поездке в ближайший город (а в