Леонид. Время выбора - Виктор Коллингвуд

Маштаков развел руками.

— Немногое. Все началось год-два назад. Один из их врачей, Герхард Домагк, обнаружил, что красный краситель, который они используют в текстильной промышленности, обладает невероятной способностью останавливать смертельные стрептококковые инфекции у мышей. Они назвали его «Протозил». Иногда используют термин «красный стрептоцид». Но формула красителя — строжайший патентный секрет концерна ИГ Фарбен. Мы пытались ее разгадать, но это очень сложный азокраситель.

Я посмотрел на профессора.

— Скажите, а само действующее вещество, которое, собственно, и убивает бактерии, они выделили?

Профессор удивленно пожал плечами.

— Трудно сказать. Скорее всего, нет. Они продают и патентуют именно сложный краситель. Зачем им раскрывать свой секрет? Возможно, он и активен только в такой, сложной форме.

— А я так не думаю, — сказал я медленно, глядя на него в упор. — Я думаю, что немцы сами до конца не понимают, что открыли. Профессор, я ставлю перед вами и вашим институтом задачу государственной важности. Забудьте про сложный краситель. Возьмите его предполагаемую основу. Надо выявить действующее вещество. Вполне возможно, что это простейший и уже известный химикат, который просто никто не догадался проверить на антибактериальную активность. С вашим начальством я все утрясу. Займитесь этим немедленно!

Профессор смотрел на меня с изумлением. Моя уверенность, моя постановка задачи, идущая вразрез с очевидной логикой («зачем синтезировать часть, если можно пытаться скопировать целое?»), должно быть, казались ему странными. Но он был человеком системы.

— Хорошо, Леонид Ильич. Я поставлю эти опыты в план исследований.

Услышав это, я не мог сдержат улыбку. Определенно, через несколько недель он прибежит ко мне с докладом, который изменит всю советскую, а может, и мировую медицину. Но, прежде чем отпустить профессора, я решил прощупать и второе, не менее важное направление.

— Профессор, еще один вопрос, если позволите. Чисто теоретический, — сказал я как можно более небрежно. — Во время вашей стажировки в Европе, вам не попадались на глаза работы английского микробиолога Флеминга? В частности, его давняя, кажется, двадцать девятого года, статья о бактерицидном действии плесени Penicillium.

Маштаков нахмурился, явно пытаясь вспомнить.

— Флеминг… Флеминг… Ах, да! — его лицо прояснилось. — Кажется, припоминаю. Что-то о лизисе стафилококков на чашке Петри. Забавный лабораторный казус. По-моему, эту работу никто не воспринял всерьез. Он ведь так и не смог выделить чистое действующее вещество. Так, наблюдение. Интересно, но совершенно непрактично. А почему вы спрашиваете, Леонид Ильич?

— Просто любопытство, — я пожал плечами. — Люблю всякие научные курьезы. Спасибо, профессор, вы мне очень помогли.

Он ушел, а я остался сидеть, глядя на пустую доску. Непрактично. Лабораторный казус. Они просто не понимали, какое сокровище лежит у них прямо под ногами, и никто не хочет его поднять. Что ж. Значит, подниму я!

Ну что же, надеюсь, открытие стрептоцида не заставит себя ждать. Но тревога за дочь не отпускала, заставляя думать о более фундаментальных, стратегических угрозах, от которых не спасет порошок из аптечки. Пенициллин, как не крути, нужен, причем не только нам, но и всему миру.

Пришлось снова беспокоить Академию Наук. На этот раз мой запрос был другим: мне нужен был лучший в стране специалист по бактериофагам и лизоцимам — природным врагам бактерий. Ответ пришел почти сразу, и он был однозначен: «Профессор Ермольева Зинаида Виссарионовна. Других специалистов такого уровня в Союзе нет».

Я вызвал ее к себе в тот же день. В кабинет вошла не тихая женщина-ученый, а настоящий вихрь. Энергичная, с волевым, резким лицом и уверенными манерами. Она не села, а скорее, рухнула в кресло напротив, с ходу начиная говорить.

— Товарищ Брежнев, я крайне признательна за вызов, но времени у меня в обрез! В Астрахани вспышка холеры, я должна лететь туда через два дня, у меня не готов холерный бактериофаг…

— Успокойтесь, Зинаида Виссарионовна, — прервал я ее. — Вопрос, который мы обсудим, возможно, важнее вспышки холеры. И он тоже касается спасения миллионов жизней.

Она недоверчиво посмотрела на меня.

— Вы знакомы с работами английского профессора Флеминга? В частности, с его статьей двадцать девятого года о бактерицидных свойствах плесени Penicillium notatum?

Она на мгновение задумалась.

— Да, конечно, читала. Интересное наблюдение. Лизис стафилококков… Но, насколько я знаю, работа не получила развития. Он не смог выделить чистое действующее вещество. Так, лабораторный казус.

— Это не казус, — сказал я жестко. — Это самое мощное антибактериальное оружие на планете. И мы должны получить его. Я включаю вас в состав правительственной делегации, которая через несколько недель отправляется в Европу и США. Официальная цель вашего визита — изучение опыта организации санитарной службы. Неофициальная и главная: вы летите в Лондон. Вы встречаетесь с профессором Флемингом. Вы должны оценить перспективность его работы и, если это возможно, добыть образец его культуры.

Ермольева смотрела на меня, и в ее глазах медленно разгорался азартный, понимающий огонь. Она была не просто ученым. Она была бойцом, и она мгновенно оценила масштаб и дерзость поставленной задачи.

— А если он не даст? — спросила она прямо. — Это ведь его открытие.

— Даст, — сказал я с абсолютной уверенностью. — Он ученый, а не коммерсант. Для него это забытый эксперимент. А вы, Зинаида Виссарионовна, должны убедить его, что в ваших руках этот «лабораторный казус» превратится в лекарство, которое спасет человечество. Вы это умеете.

Она резко кивнула, ее лицо стало собранным и решительным.

— Я поняла вас, Леонид Ильич. Будет сделано. Но… виза? Выезд за границу… это же…

— Это я беру на себя, — я снял трубку «вертушки». — Соедините меня с Микояном. Анастас Иванович, здравствуй. Мне нужно срочно, в обход всех очередей, оформить выездную визу для одного очень ценного профессора…

Поездка в Америку, из авантюрной идеи превратившаяся в единственно возможный выход, требовала тщательной подготовки. Но теперь, помимо самолетов, в ее повестку добавился новый, не менее важный пункт — медицина. План усложнился, но и стал более весомым. Теперь я летел за океан не только за оружием, но и за лекарствами.

Но прежде чем улететь, нужно было решить еще одну, «домашнюю» проблему. Я не мог оставить Лиду одну. Не сейчас. Она только-только начала приходить в себя после тяжелых родов, дочка требовала круглосуточного внимания, а тут еще эта работа в НИИ Радиолокации, которую я сам же на нее и взвалил.

Вечером, когда мы ужинали, я осторожно завел разговор.

— Лида, мне