Итальянец на службе у русского царя - Сергей Николаевич Спящий

— Вовремя я отослал Филиппа, старик бы сейчас задал тебе по первое число, — усмехнулся Иван.

Леонардо развёл руками: — Ты спросил — я ответил. Я честен и открыт перед тобой, государь.

— Это хорошо, — кивнул Иван. — Вижу: моё письмо заинтересовало настолько, что ты пересёк половину мира надеясь узнать новое. Истинно обещаю тебе, Леонардо, сын Пьеро — ты не пожалеешь, что приехал ко мне. Но придётся многому научиться. Часть твоих знаний, того, что ты и твои прошлые учителя полагали истиной, придётся пересмотреть. Я приведу тебе неопровержимые доказательства. Но готов ли ты отказаться от привычных суждений если я докажу их неправоту?

— La prova è l'unico criterio di verità (доказательство — единственный критерий истинности), — твёрдо ответил Леонардо.

— Да будет так! — провозгласил русский царь. — Мы начнём твоё обучение прямо сейчас и первым делом я раскрою тебе тайну позволяющую отделять истинные суждения от ложных и путём эксперимента проникать в суть вещей. Имя этой тайне «научный метод познания» и главное в нём то, что опыт или наблюдение не является источником теории, а служат средством для её проверки. Мы не должны ждать пока опыт что-то нам подскажет. Напротив, сначала мы выдвигаем догадку, которую опыт может опровергнуть. И это тоже крайне важно — эксперимент, подтверждающий выдвинутую гипотезу бесполезен. Тогда как эксперимент потенциально способный опровергнуть все наши измышления — бесценен и непременно должен быть проведён. Цель учёного не защищать свою теорию, а активно искать в ней ошибки. Быть самому себе самым дотошным критиком — вот что означает познавать. Те теории, которые не могут быть опровергнуты не имеют отношения к науке и не стоят времени, потраченного на их изучение.

Только научившись правильно мыслить, мой друг, ты сможешь шагнуть дальше и стать не просто подражателем, раз за разом делающим то, что ему кто-то и когда-то показал, а превратиться в настоящего творца, первым торящего путь там, где до него никто не ходил. Вечное сомнение абсолютно во всём, в том числе и в моих словах тоже — вот, чего я хочу добиться от тебя.

Часовая лекция пролетела будто бы за минуту. Но бремя державных обязанностей не позволяет царю уделять слишком много времени только одному человеку. Час наедине с царём уже беспримерная роскошь доступная далеко не каждому из его вернейших соратников. Кроме того: такие их встречи Иван Третий обещал сделать регулярными. Величайшая милость! За что она непонятному итальянцу? Царское окружение не понимало, но привычно выполняло распоряжения зная, что их царь никогда не ошибается. Если он сказал, что этот иноземец важен и вскоре сыграет большую роль, значит он важен и сыграет.

А пока Леонрадо поселили в новом кирпичном здании, одном из тех где размещали вызванных, привлечённых и собранных царём людей, вместе иностранцев и русских — всех тех, кто интересовал Ивана Третьего, но не имел собственного жилья в Москве, а таких набирались многие сотни.

Здание было сложено, как водится, из красного кирпича, насчитывало три этажа и занимало место в ряду точно таких же домов. Чёткие, словно армейские, порядки. За каждым домом закреплён свой управляющий или управляющая командующая истопниками, дворником, горничными, полотёрами, кухарками и так далее. За каждый этаж отвечает отдельная старшая горничная, к которой любой из постояльцев может обратиться по любому, связанному с проживанием, вопросу.

Мастеру подобный порядок в диковину, но вскоре он уяснил, что всё в построенной Иваном Третьим державе похоже на огромный, чётко работающий, механизм. В любом деле есть ответственный человек и строгая иерархия подчинения. Впрочем, иерархическая строгость нисколько не мешала нижним чинам проявлять себя и пробиваться наверх, скорее даже поощряла их к этому.

Царский слуга передал Леонардо на попечении дородной женщине в дорогом цветном платке, Агафье Петровне, и счёл на этом свою задачу полностью исполненной.

Всё ещё не отошедший от разговора с царём, мастер поспешил поклониться по русскому обычаю: — Здрава будь боярыня.

Женщина искренне засмеялась. Её округлые бока затряслись, а платок немного сполз, показывая чёрную смоль волос и то, что его владелица ещё отнюдь не стара.

— Какая я тебе боярыня, иностранец? — отсмеявшись спросила Агафья Петровна. — Сроду была крестьянкой из черносошных, а ты меня боярыней величать. Польстил, так польстил, хитрец ты эдакий!

— Как же мне обращаться к тебе?

— Агафьей Петровной и зови. Как управляющая сим жилым царским домом, прежде чем поставить на постой, должна поговорить с тобой и понять куда лучше определить. Поэтому расскажи о себе.

Снова поклонившись, Леонардо сказал: — Я простой мастер, вызванный царём. Учился во Флоренции и там же подтвердил мастерство став постоянным мастером в гильдии Святого Луки.

— То не диво, — остановила его Агафья Петровна. — Здесь, почти каждый вызван или найден царём-отцом и переведён в Москву ко мне на постой. Раз из Флоренции — значит Фрязин. Вижу, по-нашему ловко говоришь, а потому спрашиваю: куда хочешь — к своим ближе или не важно?

— Не важно, — подумав, решил Леонардо. — Хотел бы быть среди соотечественников — не уезжал бы из Флоренции.

Агафья Петровна снова засмеялась, но смех не помешал ей сделать дополнительную пометку в лежавшей перед ней толстой книге.

— Найдём тебе место, Фрязин. Хорошее местечко, не беспокойся. Идём, познакомлю с Епифашкой — старшей по этажу, где будешь жить. Все вопросы к ней и только если она не сможет решить, тогда ко мне, уяснил? Что-то ты бледноват, может голодный?

Только тут Леонардо ощутил, что он действительно страшно голоден. Когда ел последний раз — похоже, ещё утром, но и тогда кусок не лез в горло, волновался перед встречей с царём Иоанном.

— Голоден, матушка.

— Ха, матушка! Ты, Фрязин, у нас не пропадёшь. Молодой, красивый, по-нашему говоришь и подлизываться умеешь, то боярыней величать станешь, то матушкой называть. Да и царь-отец к тебе благоволит раз уж мне тебя велели поселить и на кош поставить дабы ты забот других не знал кроме как выполнять порученное тебе царское дело. Мне такой «сынок» пригодился бы, считай две дочери ещё незамужними ходят, так что подумай, подумай Фрязин!

Смущение Леонардо не укрылось от управляющей, и женщина снова заулыбалась: — Шуткую так, расслабься, Фрязин. Знаю, что мои дурынды не про тебя. Тем более у одной вроде как со стрельцом что-то получается, а другая на соседского сына всё смотрит, дура такая — не понимает кого любить надо, а за кого замуж выходить. Ну,