Товарищ мэр - Руслан Муха
— Как удобно, — холодно усмехнулся я, — единственный подрядчик, да и еще и супруг председателя нашей уважаемой думы.
Все головы повернулись к Лядовой. Та даже бровью не повела, только губы исказились в холодной усмешке.
Гринько, до этого молчавший, тяжело вздохнул, неодобрительно покачал головой:
— Евгений Михайлович, вы вносите деструктив в работу. Бюджет на этот объект запланирован, средства зарезервированы. Процедура запущена. Её остановка это срыв сроков, штрафы, суды. Вы предлагаете городу нести убытки?
— Я предлагаю городу не нести убытки, Эдуард Максимович, — строго отбрил я его. — А сэкономить десятки миллионов, не ремонтируя то, что не сломано. Если же говорить прямо, не дать их украсть из бюджета, а потратить на то, что действительно необходимо чинить на самом деле. Вы видели сколько у нас жалоб от граждан?
Я вытянул из папки довольно увесистую стопку бумаг:
— Вот здесь у нас два микрорайона с аварийными дорогами, ямы во дворах, разбитые тротуары и водосточные канавы, которые больше напоминают болота, — перечислял я, листая распечатанные обращения. — Люди каждый день пишут. А мы вместо этого собираемся латать идеальный асфальт. Ну, уж нет, этого я не допущу.
Маловичко не выдержала. Она резко вскочила, её лицо залилось краской.
— Я так работать не могу! Это издевательство! Вы ставите под сомнение работу профессионалов, всю систему! Вы… Да вы просто всё топите! — её голос сорвался на визг. — Я отказываюсь работать в таких условиях!
— Отставить истерику, Оксана Анатольевна! — скомандовал я. — Работать вам как раз таки никто не мешает. А вот воровать при мне не позволю никому. И если для вас это одно и то же, то ваша отставка, несомненно, лучшее решение для города.
Маловичко, побледнев, тяжело опустилась на стул, растерянно, будто ища помощи, уставилась на Гринько.
И тут, из своего кресла у окна, заговорила Лядова.
— Евгений Михайлович, — не скрывая едкого тона, протянула она: — вам не кажется, что ваш стиль управления, мягко говоря, не соответствует духу коллегиальности. Городская Дума не может игнорировать подобные… эксцессы. Будьте готовы к официальным запросам. Возможно, к обсуждению вопроса о доверии.
Я медленно повернулся к ней и улыбнулся. Холодно и без тени веселья.
— Эльвира Викторовна, я только «за». Давайте начнём прямо сейчас. Я готов предоставить вам все материалы по этому тендеру. Включая интересные совпадения в адресах учредителей подрядчика и спонсоров вашей избирательной кампании. Думаю, депутатам и избирателям будет очень интересно. Можем еще и журналистов привлечь для освещения. Вы ведь любите всё освещать. А там гляди, и прокуратура заинтересуется.
Лядова замерла. В её холодных глазах на миг мелькнул страх, прежде чем она вновь натянула маску презрения. Она ничего не сказала, лишь отвернулась к окну.
Гринько неожиданно сурово посмотрел на меня, поднялся, оперся ладонями о стол.
— Прекрасно, Евгений Михайлович! Вы у нас просто герой, прущий как локомотив в одиночку против системы. Только вы забываете, что система наша работает по совсем другим правилам.
Он наклонился ко мне через стол, и его шёпот был слышен каждому:
— И что вы думаете, будет, когда о ваших самодеятельных подвигах узнает губернатор? — он растянул рот в самодовольной улыбке, явно уже заранее ликую и видя себя в моем кресле: — Сегодня же Князев об этом узнает. Можете не сомневаться. И завтра же вас вышвырнут отсюда. А мы… Ну, а мы будем дальше работать.
Он растянул рот в победоносной улыбке. Все присутствующие тоже как-то хитро заухмылялись.
— Ну, меня может, уволят и завтра, а вы уволены уже сегодня, — ответилл я, не повышая голоса. — Ваше заявление об отставке, Эдуард Максимович, я приму немедленно. А если вы передумаете, то служебная проверка по факту фальсификации документов тоже начнётся уже сегодня. И все присутствующие, уверен, скажут вам большое спасибо, когда эта проверка коснется и их персон.
Лицо Гринько исказилось от бессильной ярости. Он хотел что-то крикнуть, но только с силой хлопнул ладонью по столу и, круто развернувшись, тяжело зашагал к выходу. Дверь за ним захлопнулась с таким грохотом, что задребезжали стёкла.
В зале снова повисла тишина. Я обвел взглядом присутствующих и все, стоило мне на них взглянуть, отводили взгляд. Кроме разве что Ермаченко, она глядела с невозмутимым спокойствием.
— Что ж, — решил я подытожить, шумно захлопнув папку. — Полагаю, я доходчиво донес информацию и все меня услышали. На следующей неделе жду от вас отчётов о проделанной за это время работе и новых смет по действительно аварийным участкам. А теперь работаем. Совещание окончено.
Первой поднялся Дроздов и буквально выбежал из зала, затем шурша и не глядя ни на кого, поплелась Маловичко. Лядова молча вышла следом, гордо вскинув подбородок. Остальные начальники управлений поспешно собрали бумаги и ретировались, словно спасаясь с поля боя.
В зале остались я, Кристина, неподвижно сидевшая всё это время с блокнотом, и Ермаченко. Она не спешила, явно ждала, когда все уйдут.
Я вопросительно уставился на нее:
— Желаете высказаться по этому вопросу, Ирина Владимировна?
Она холодно усмехнулась, поднялась с места, поправила пиджак и кивнула. Её лицо по-прежнему было строгим, но во взгляде не было вызова. Было что-то вроде усталого уважения.
— Вы ведёте себя необыкновенно смело, Евгений Михайлович, — тихо сказала она. — Ваше рвение, признаюсь, достойно уважения. Жаль, что в нашей действительности это чаще всего приговор. Я знаете, здесь уже дай бог двадцать пять лет, и как не билась, поняла, что себе дороже. Жаль, конечно, — она тяжело вздохнула, покосилась на Кристину, грустно улыбнулась и добавила: — но с таким подходом вы долго не продержитесь. Князев не потерпит такого беспредела. Даже если вы правы. Но просто знайте, я на вашей стороне.
Она не ждала ответа. Просто кивнула и вышла.
Мы с Кристиной переглянулись.
— Будьте уверены, Гринько уже звонит Князеву, — нехорошо усмехнулась Кристина.
— А я и не сомневаюсь, и даже наоборот, только этого и жду.
Остаток дня я провел, занимаясь документацией и разгребая накопившиеся дела. Заявление об отставке я от Гринько так и не дождался. Этот жук разумеется, решил, чтоя вылечу быстрее. Потому что уж сильно он рассчитывал на скорое вмешательство сверху. И я даже не сомневался, что Князева это наверняка разозлит. И потому с нетерпением ждал, когда же он позвонит. Но он не звонил.
Этим вечером, как только я вернулся домой, первым делом направился в кабинет. В голове гудело. Но мысли были об одном — о