Товарищ мэр - Руслан Муха

В трубке повисло короткое молчание.

— Понял, — наконец буркнул он. — Только подробностей я как бы и не знаю, что случилось-то?

— Кино я тут одно посмотрел очень интересное, — уклончиво ответил я. — Ты тоже подъезжай, вместе посмотрим, да посидим, обсудим.

— Скоро буду, — без лишних вопросов ответил Генка и бросил трубку.

Я же достал вторую флешку, вставил в ноутбук и ввел дату рождения Женьки Марочкина.

Здесь на флешке был несколько желтых квадратов с надписями сверху. Один из них сразу же привлек внимание, потому что был подписан «Архив Лебедев».

Я сразу же нажал на квадрат и на экране появился документ. Точнее даже не сам документ, а его черно-белое фото. Фото советского паспорта, где на главной странице красовалась знакомая морда немного подросшего и возмужавшего Лешки Лебедева.

Глава 19

Я впился глазами в строки. Ещё раз перечитал, не веря своим глазам:

«Князев Алексей Сергеевич. Дата рождения: 12.04.1964. Место рождения: г. Жданогорск».

— Твою ж мать, — тихо выругался я вслух, чувствуя, как холодная волна покатилась от затылка к позвоночнику.

Лебедев. Лёшка Лебедев — мерзавец и предатель, убивший меня. Он всё это время был здесь. Под носом. Не просто выжил, но ещё и умудрился взобраться на самый верх. Взобраться по трупам в прямом смысле.

И сколько же людей он по дороге перемолол? Сколько отправил на тот свет?

Пальцы сами потянулись к следующему файлу.

«Свидетельство о браке».

Я открыл его. Строгие столбцы, печати. Всё ясно. Виктория Князева. Чтобы скрыть свою личность и преступления, взял фамилию жены. Исчез из города, сжёг архив с делами с помощью Миши Марочкина.

И вот он уже не убийца и бандит. А уважаемый человек, бизнесмен, а после и политик. Он был у всех на виду, а его прошлое было аккуратно похоронено под слоем новых документов и связей.

Гнев, холодный и беззвучный, начал закипать где-то глубоко внутри. Но его тут же сменило острое, профессиональное любопытство. Я наткнулся взглядом на видеозапись с меткой «Разговор» и запустил её.

Камера снимала сверху. На экране безлюдный интерьер дорогого ресторанного зала: тихая музыка, темное дерево, стол с закусками, бутылка коньяка. За столом сидели двое. Первый спиной к камере, в нем по мощному затылку и манере держать плечи, я узнал Михаила Марочкина. Напротив него, боком, сидел Князев. Он был моложе, чем сейчас, еще не отъел такую рожу, но уже явно вовсю над этим работал.

Голос Марочкина-старшего был приглушенный, но чёткий:

«Архив ведь тот сгорел. Дотла. Ни одной бумажки не уцелело. Чего ты вдруг переживаешь? Я тебе говорю, можешь спать спокойно, Алексей. Никто уже не докажет, что ты причастен к тем делам в восьмидесятых».

Князев-Лебедев медленно кивнул, наливая себе коньяк.

«К тем может и нет. А вот с этим Малевским… — Лебедев уставил тяжёлый взгляд на Михаила. — Дело ещё не закрыли?»

Князев отпил, поставил бокал со стуком. На его лице промелькнула тень холодного, беззвучного смеха, будто он вспомнил удачную шутку.

«Молодец ты, Миша. Хорошо своё дело сделал. Я даже повеселился, когда ты сказал, куда спрятали этого мента. К Серову. Остроумно. Теперь все они в одной коробочке, — он снова усмехнулся, беззвучно, одними глазами. — А ствол ты хоть не додумался там же прятать?»

«Обижаешь, Алексей, — Марочкин-старший качнул головой, его голос стал напористым, уверенным. — Ствол это тебе не труп, его в землю не закопаешь. Ржаветь начнёт, да и этих дурней с металлоискателями сейчас развелось, как собак нерезаных. Я его в надёжном месте пристроил. У нас тут стройка была, так его в бетон и закатали вместе с твоим бухгалтером. Там теперь его даже крысы не найдут. Ты же знаешь, у меня для таких дел всегда есть варианты».

«Ценю это, Миша, — кивнул Князев. — Не подводил ещё ни разу. А за то, что не подводишь, люди ко мне хорошо относятся. Могут и тебе помочь. Вот, скажем, в нашем городишке мэр тот, хромой, как я слышал, давно изжил себя. Должность, говорят, скоро вакантной станет. Хочешь занять? Я подсоблю».

Марочкин-старший что-то промычал в ответ, не то благодарность, не то согласие и на этом запись прервалась.

Я сидел, замерев. Воздух в кабинете стал густым и невыносимо душным. Вскочил, открыл окно, невольно потянулся к карману за пачкой сигарет, которой у меня, разумеется, не было. Выругался.

Покосился на приоткрытый сейф, туда, где лежал пистолет в красном платке — вещдок на одно из его преступлений. На флешках все остальное, чтобы упечь этого гада до конца его дней. А в моей голове, наконец, сложилась полная картина.

В этот момент внизу, в холле, хлопнула входная дверь, и послышались тяжёлые, уверенные шаги. Гена по привычке не стучался. Он сразу направился ко мне на второй этаж в кабинет.

— Ну что, Женек? — сказал он тихо, переступив порог. — Что там за кино у тебя?

Я кивком пригласил его присесть за стол, встал и запер дверь. Гена молча опустился в кресло, его взгляд приковался к экрану.

Он смотрел обе видеозаписи от начала до конца. С каждым словом, с каждым признанием его лицо становилось всё мрачнее, тяжелее. Он качал мрачно головой, изредка косился на меня.

Когда на записи Князев произнёс фразу про «одну коробочку», губы Гены искривились в беззвучном ругательстве. А когда всё закончилось, он ещё долго сидел, уставившись в потухший чёрный квадрат, и в его глазах бушевала смесь ярости.

— Значит, Князев убрал и Мишку, — мрачно протянул Гена. — Теперь всё сошлось с той загадкой про Лебедева.

— Слишком удачно сошлось, — протянул я, горько усмехнувшись и подумав о своём. Даже мысль мелькнула, что в это тело я уж точно попал неспроста. Таких совпадений не бывает, тут просматривается явный замысел свыше.

— Что с этим делать-то будем? — наконец спросил Гена.

— Пока точно не уверен, — ответил я. — Потому и позвал тебя.

Гена с пониманием кивнул и, глубоко призадумавшись, начал размышлять вслух:

— Передавать Корнилычу опасно. Он на рожон не полезет. Испугается и либо замнёт, либо сольёт обратно Князеву, чтобы выслужиться. Тогда неприятности будут у нас. Большие.

— А как Князев от неприятностей избавляется, теперь уже предельно ясно, — мрачно заключил я.

— Выходит, что и с тормозами твоими это тоже он? — предположил Гена.

— Хреново, что ты ничего не помнишь, — нахмурился Гена. — Может, у вас вообще уговор был, что ты их ему