Черные ножи 5 - Игорь Александрович Шенгальц

Удивительно, но я не торопился этого делать. Клаус тоже. Он так и замер в позе сомнамбулы, вглядываясь в лицо Адольфа.

— А что это? — меня заинтересовал один из элементов на карте, обозначенный приколотой золотой булавкой.

— Спецпоезд «Бранденбург», — ответил полковник, вынырнув из задумчивости и вглядевшись в карту. — Я вам о нем рассказывал, поезд ждет дальнейших приказов здесь неподалеку — в туннеле между Гревенвисбахом и Хассельборном.

Я уже и сам вспомнил эту историю, которая в тот момент меня не слишком заняла. Теперь же внезапно мне в голову пришла одна любопытная идея.

Точнее, целых две идеи!

А что, если?..

— Думаю, пора заканчивать, — Клаус потянул пистолет из кобуры. — Вы это сделаете или я?

Лицо его было суровым и непреклонным — настоящий тевтонский рыцарь. Он был готов исполнить свой долг перед семьей и собственной страной так, как его понимал.

Вот только я остановил его жестом и сказал:

— Граф, знаете, мы уже говорили с вами на эту тему, но сейчас я хочу повторить — убив фюрера, мы сделаем из него мученика — икону для грядущих поколений, которые будут умирать с его именем на устах. Его смерть должна быть позорной, стыдливой, чтобы никому в будущем и в голову бы не пришло пытаться героизировать этого человека!

— И что вы предлагаете? — не совсем понял мою мысль Клаус. — Желаете утопить его в сортире?

— Вы мыслите в правильном направлении, граф. Но нет! Мы сделаем еще лучше!

План, родившийся в моей голове, был безумным, диким, невозможным, но… я верил в свою звезду. Не зря же я обрел вторую жизнь в этом времени.

Полковник вопросительно приподнял левую бровь, и я пояснил:

— Мы похитим его, вывезем из замка и передадим Советскому Союзу! Его будет судить народ, Клаус!

Глава 23

Кому-то мой план показался бы совершенно невыполнимым. Зачем журавль в небе, когда синица в руках? Казалось бы вот он — Гитлер. Убей его и уходи, прорывайся к своим через линию фронта. Но я всегда хотел большего. К тому же на столе я увидел еще кое-что, привлекшее мой взор.

Клаус взглянул на меня с сомнением, словно прикидывая, не тронулся ли я разумом от волнения. Но я был настроен решительно.

— Помните ту винтовую лестницу, граф? Вы еще сказали, что она ведет в гараж. Вот вам первый пункт плана. Мы уводим фюрера через ход, спускаем его в гараж и сажаем в машину, предварительно надев мешок на голову.

— А дальше? — несмотря на остроту ситуации, Штауффенберг был настроен иронически. — Будете прорываться сквозь двойную решетку и пулеметы?

— Зачем? — улыбнулся я, широким жестом показывая на стол. — Они сами нас выпустят, да еще рукой помашут на прощание.

Полковник явно не понимал моей задумки. Тогда я сузил круг его зрения, ткнув пальцем в бланки именных приказов Гитлера, да в соответствующие печати, в полном комплекте присутствующие на столе.

— Вы хотите сказать… — начал догадываться Клаус.

— Что фюрер сам подпишет наш пропуск. Ну-ка, будите его, хватит спать!

Штауффенберг подошел к Адольфу, который все еще пребывал в бессознательном состоянии, и слегка толкнул его в плечо. Ноль реакции.

— Господин полковник, ну что же вы так церемонитесь, в самом деле? Только что готовы были глотку ему перерезать, а тут оплеуху дать не можете?

Граф неопределенно пожал плечами. Субординация была у него в крови и ничего с этим поделать он не мог.

Тогда я решил взять дело в свои руки, подошел поближе и с размаху залепил Гитлеру оглушительную пощечину. Звук вышел настолько звонким, что аж в ушах зазвенело.

Фюрер открыл глаза, непонимающим мутным взглядом обводя кабинет.

— Что?.. Кто?..

— Граф, вы забыли заткнуть ему рот! Впрочем, теперь уже не надо. Поговорим, господин Гитлер?

Адольф явно не привык к подобному тону. Он яростно дернулся на стуле, но веревки держали крепко. Для наглядности я приставил пистолет к его виску.

— Попытаетесь кричать — пристрелю как собаку!

Он проникся и притих, но пока еще не боялся. Страх я бы почуял. Страх струится через поры кожи, отравляя все вокруг липкими эманациями. Страх туманит сознание, заставляя совершать невозможное и наоборот, не позволяя делать то, что должен. Сейчас же я видел скорее полнейшее непонимание, осложненное легкой контузией после моего удара.

— Говорите! — потребовал Адольф.

До него все еще не дошло. Что же, я объясню.

— Сейчас вам развяжут руки, вы возьмете со стола вот этот бланк и напишете приказ, который я продиктую, затем подпишете его и поставите все необходимые печати. Это первое.

— Будет и второе?

— Несомненно, — я холодно улыбнулся. Его, наконец, слегка проняло. Улыбка у меня была недобрая. — Будет второе и третье. Возможно, и четвертое. И если все выполните правильно, останетесь живы. И дама ваша уцелеет.

Убивать Еву я в любом случае не собирался, но козырь в рукаве никогда не будет лишним.

Штауффенберг лихо разрезал веревку, стягивающую запястья фюрера, и тот потер ладони, разминая. Я придвинул ему бланки и ручку.

«Три мушкетера» Дюма я читал в детстве много раз, поэтому знал, что следует говорить:

— Итак, пишите: «ПРИКАЗ».

Гитлер хмуро подчинился и начертал первое слово. Почерк у него был ровный и аккуратный.

Я продолжил диктовать:

— «Всем военнослужащим, вне зависимости от ранга, а так же всем гражданским чинам и частным лицам приказываю оказывать всяческое содействие предъявителю сего документа лейтенанту Фишеру в его секретной миссии, — начал я диктовать, дожидаясь, чтобы Адольф успевал записать сказанное. — Запрещено расспрашивать его о деталях миссии или пытаться каким-либо образом помешать ему. Во благо Великого Рейха и по моему личному приказу. Фюрер Германии, Адольф Гитлер».

Дата, подпись, а после — несколько печатей, включая личную сургучную печать Гитлера.

Готово!

Я взял документ в руки, сдул с него невидимые пылинки, бережно сложил и убрал в карман. Эту бумагу сложно было бы игнорировать даже генералам, не говоря уж о низших чинах. Теперь у меня появился реальный шанс выбраться из замка.

— А почему обо мне в бумаге ни слова? — поинтересовался Клаус.

— У вас будет иная задача, — туманно ответил я.

Я видел,