Королевская кровь - Дэниел Абрахам

– Жаль, что матушка до этого не дожила.

– Ах да. Уж она нашла бы что сказать, тут никаких сомнений. Горячая голова была твоя матушка. Огонь, а не женщина.

Запел сверчок – первый этой весной. На Гедера вдруг накатило уныние, а с ним и обида. Стараешься, прилагаешь усилия. Возвышаешься почти до королевского статуса – до высочайшего в стране положения, доступного человеку не королевской крови. Спасаешь Астера и избавляешь от опасности Кемниполь. Побеждаешь всех. А отец при этом сидит отчужденный. И разочарованный.

– Что случилось? – спросил Гедер резче, чем хотелось бы.

– Ничего. Ничего, просто война ведь кругом. Сам знаешь. Все эти битвы в прошлом году. Все волнения. А теперь война и… Не знаю. Я ведь не создан для придворной жизни. Аристократы меня не замечали, а теперь вдруг все делают вид, будто их заботит мое мнение.

Гедер хохотнул:

– Узнаваемо.

– Тебе когда-нибудь хочется, чтобы все вернулось? – спросил Лерер. – Просто стало как раньше? Жили бы с тобой в Ривенхальме.

Гедер, сжав руки, подался вперед:

– Иногда хочется, но ведь это невозможно. Если бы я не дошел до Ванайев, а потом не вернулся в нужное время, головорезы Мааса и Иссандриана захватили бы столицу. Астер бы погиб. Мы все равно не жили бы по-прежнему. – Гедер пожал плечами. – Исторические процессы не пересилишь.

– Наверное, ты прав. И все же при мысли о будущем мне страшно. К чему все идет?

– Война вряд ли затянется, – ответил Гедер. – А когда она пройдет, кончится и нынешний хаос.

Доусон

Война, к неудовольствию Доусона, теперь шла на юге. Его войску не удалось перебраться через реку Сайят на западный берег, а у Астерилхолда не осталось опоры на восточном, кроме охваченного свежим мятежом Аннинфорта. Морская блокада на севере остановила торговлю и не давала врагу нападать на антейские корабли, однако граница Астерилхолда с Нордкостом стояла открытой, так что продовольствие и иные припасы Астерилхолд получал через тыл.

Поздняя весна, породившая тучи комаров, не принесла тепла. Трава высотой по пояс скрывала болотистые участки и резала в кровь конские бока. Мощеных дорог не было, лишь узкие утоптанные тропы между ручьями. Холодная вода, чистая в южных верховьях, где она стекала с высокогорных ледников, здесь была непригодной для питья. Путь преграждали то водоемы, то деревья. Солдатская одежда начала гнить из-за росы; от лихорадки гибло больше людей, чем от оружия. Доусона утешало лишь то, что вражеская армия страдает точно так же. Никаких застав и гарнизонов, не спрячешься. Сражения не велись. Единственное отдаленное подобие боя досталось лишь бедолаге Алану Клинну, которого по настоянию Гедера Паллиако отправили в авангард, – да и то была лишь мелкая стычка на горном лугу, откуда Клинна сразу оттеснили.

А затем Доусон получил приказ, написанный рукой Паллиако и скрепленный его личной печатью. Отвести войско к Серефскому мосту и встретить там группу религиозных служителей, которые каким-то образом одолеют круглую башню и откроют короткий путь к Калтфелю. Барон послал за подтверждением. Не то чтобы он не понял приказа, но принять его и отвести людей на север значило бы тащить потом все войско обратно и заново начинать мучительную кампанию после того, как затея Паллиако провалится.

Подтверждение прислали, и Доусону оставалось лишь подчиниться.

Ведя войско к северу перед самым наступлением лета, он надеялся хотя бы увидеть воинствующую братию с лозунгами о праведном служении, которая бросится по мосту к вражескому берегу. Но даже такое ожидание не оправдалось.

Перед ним предстали трое жрецов в серовато-бурых, как воробьиные перья, одеяниях. Грубые волосы откинуты назад, на лицах выражение безмятежного добродушия, которое Доусон видывал только у самозабвенных пьяниц и идиотов от рождения. Все трое стояли на краю небольшого плаца у кирпичной башни и при появлении Доусона отвесили ему поклон.

Барон нагнулся к Раббру Банниену, старшему сыну лорда Банниена из Эстинфорда, командующему теперь гарнизоном.

– Скажи мне, что это шутка, – произнес он то ли с гневом, то ли с отчаянием.

– Когда они прибыли, милорд маршал, я подумал то же самое, – ответил молодой Банниен. – А с тех пор смотрю на них… и уже не знаю.

Доусон оглянулся на бойцов гарнизона. Уходя на юг, он оставил у кирпичной башни лишь часть войска: незачем держать здесь крупные силы, если для защиты башни достаточно нескольких десятков, а для взятия моста не хватит и нескольких сотен. Теперь гарнизонные бойцы выглядели бодрыми, подтянутыми и отдохнувшими. В отличие от вернувшихся с юга солдат Доусона.

У барона мелькнуло дурное подозрение.

– Ведуны? – спросил он.

– Вроде бы нет, милорд. По крайней мере, я таких не видел. Они… они ничего эдакого не делают, только… Лучше взгляните сами, милорд.

– Ну что ж.

Доусон подошел к самому высокому жрецу и кивнул вместо приветствия:

– Объясните мне, почему я должен подчинить своих людей вашей затее.

Через полчаса высокий жрец вышел на мост, не имея при себе ничего, кроме рупора. Широкий пролет моста, бурлящий водяный поток, серо-кровавая круглая башня – на этом фоне жрец выглядел персонажем художника, воспевающего стойкость веры: непреклонный воробышек перед лицом всесокрушающей мощи. Доусон, скрестив руки на груди, глядел на эту картину из открытых ворот кирпичной башни, смертельно усталый после перехода и долгой слякотной возни вместо битв. От жгучего презрения и горечи сжималось горло.

Жрец поднял рупор к губам и, перекрывая шум речного потока, начал выкрикивать:

– Вы проиграли! Антейскую армию не одолеть! Вы здесь бессильны! Вы проиграли, уже проиграли! Все, за что вы сражаетесь, погибло. Все, на что вы надеетесь, сгинуло. Вы не сможете победить.

Доусон бросил взгляд на юношу. Молодой Банниен взирал на мост в совершенном восхищении, не отрывая глаз от жреца, на губах дрожала легкая улыбка. Доусон почувствовал, как в горле закипает смешок – видимо, от ужаса.

– Это и есть помощь? – спросил он. – Это и есть способ овладеть дальним берегом? Просто побрюзжать на врага?

– Понимаю, это кажется странным, – ответил гарнизонный командир. – Поначалу я тоже так думал. Но они так кричат целыми днями, до поздней ночи, и чем дальше, тем больше кажется, будто… будто все правда.

Доусон выругался.

– Забери оттуда этого придурка, пока в него не пустили стрелу, и приведи ко мне, – велел он. – Надо это прекратить, пока не поздно.

– Слушаюсь, милорд маршал, – сконфуженно пробормотал юноша.

Барон устало прошагал через двор и поднялся по каменным ступеням. В тесных и темных командирских покоях приходилось жертвовать либо воздухом, либо светом, но сейчас Доусон твердо вознамерился видеть лица тех, с кем говорит. Внутри у него