Королевская кровь - Дэниел Абрахам

Дружки-сектанты Паллиако вошли все вместе, поклонились в дверях и расселись на подушках у ног Доусона. Совершенно спокойные, они глядели на него снизу вверх, в темных глазах отражался блеск свечей. Гарнизонный командир остался стоять у него за спиной.

– Расскажите, в чем замысел, – распорядился барон. – Закончатся ваши театральные монологи, и что дальше?

Жрецы переглянулись. Им явно было не по себе, это радовало. Все-таки они понимали, что им устраивают выволочку. Доусон выпрямился, под ним скрипнул походный стул из дерева и кожи.

– Когда они все поймут, вы возьмете свое, – ответил средний из жрецов, с тонкими ноздрями и тонкими губами на более округлом, чем у остальных, лице.

Его выговор напомнил Доусону читанные в детстве старинные стихи. Слова звучали так, будто их выудили из древних развалин. Или из могильного кургана.

– Ни в чем другом нет нужды.

Доусон провел языком по кромке зубов и кивнул. Это движение он в детстве перенял у отца, которого в такие минуты переполняла ярость, грозившая перерасти в рукоприкладство.

– Как бы не так, – заявил он. – Болтайте сколько угодно, пусть хоть языки отсохнут. Для взятия моста у нас не те силы и не та диспозиция, и я не позволю принести в жертву этому безумию хоть одну антейскую жизнь.

– Богиня вас не оставит. Вы не потерпите поражения, – произнес круглолицый жрец.

– Довольно! Гарнизонный командир Банниен, я беру на себя полную ответственность за прекращение текущих действий. Нынче же вечером отправлю в Кемниполь письменное донесение и поправки к плану. Велите приготовить гонца и коня, пока я…

– Послушайте мой голос, – сказал жрец. – Вы не потерпите поражения. Мы служим правде, мы служим богине. Мы говорим вам правду. Враги против вас бессильны. Они проиграют.

Доусон откинулся на стуле. Духота в комнате и дым от свечей затмевали разум.

– С чего вы взяли, что это возможно? – спросил он. – У них меньше людей, чем у нас?

– Безразлично, сколько их.

– Они больны? В стане врага мор?

– Безразлично, больны они или здоровы. Вы антейские мужи, храбрые сердцем, на вас благословение богини. Они слабы, их страх оправдан.

– Как бы то ни было, – стоял на своем Доусон, – у врага укрепленная позиция, единственный путь наступления просматривается насквозь, местность открыта, позиция ненадежна. Мне достаточно взглянуть на карту и на цифры, и так же уверенно, как я знаю собственное имя, я знаю и то, что дальнюю башню взять нельзя.

– Послушайте мой…

– Мне нет дела до твоего голоса, юнец, – не сдержался Доусон. – Сколько ни называй вепря котенком, он котенком не станет.

– Станет, милорд, – возразил круглолицый жрец. – Станет.

Доусон только рассмеялся. Огоньки свечей дрогнули и заметались.

– Что есть слово, помимо того смысла, который вы в него вкладываете, милорд? – продолжал жрец. – Вот есть один пес и другой пес, и они могут быть не схожи. Один размером с половину коня, другой умещается в женских ладонях. Но мы одинаково зовем их собаками.

– Их можно скрещивать.

– Тимзины и хаавирки не скрещиваются. Кого из них считать людьми? Зяблик и орел одинаково птицы, но могут ли они вывестись из одного яйца? Птицы пусты, пока вы не наполните их смыслом, и этим смыслом определяется форма мира. Слова – оружие и доспехи души, и солдаты по ту сторону моста не имеют от них защиты.

– Ничто из этой тирады, – раздельно отчеканил Доусон, – не имеет смысла. Война – не игра слов.

Жрец протестующе поднял руку:

– Когда вы стали лордом-маршалом, в вас ничего не изменилось. Ваши пальцы остались теми же. И нос. И хребет. Все тело осталось как было, и все же вы стали совсем другим. Были произнесены лишь слова, и самим фактом произнесения они стали правдой. Вепрь может стать разновидностью котенка, если я об этом скажу и вы поймете, что это правда. Если мы скажем, что тимзины не люди, значит они не люди. Мы праведные слуги богини, и весь мир для нас устроен именно так. Ложь не имеет над нами власти, и произносимые нами слова – правда.

– Произносимые вами слова не отведут клинок.

– Клинок отводит рука. Руке приказывает сердце. Послушайте мой голос, милорд, и узнайте то, что слышавшие нас люди уже знают. Желаемое вами – уже ваше. Антейские клинки сделаны из стали, а ваши враги – трава у ваших ног.

– Это вы не видели траву там, откуда я только что вернулся, – ответил Доусон, однако мысли его уже приняли иное направление.

Духота сгустилась, тесная жаркая комната походила на войну – такая же сковывающая и полная ловушек. Годами сидеть в болотах, пробиваясь к северу шаг за шагом. Время для посевов по большей части потеряно, осенью будет плохо с продовольствием, к следующей весне начнется голод. И все это ясно уже сейчас. Сегодня.

Если бы слова жрецов оказались правдой, сотни, а то и тысячи обреченных на смерть были бы спасены. И в войске Доусона тоже. Вокруг башни сейчас сплошь мертвецы, разве что черед умереть еще не наступил. Может, даже и нет разницы, погибнут они сейчас на мосту или через полтора года умрут от голода в болотах Астерилхолда.

– Послушайте мой голос, – вновь повторил жрец, почему-то питающий привязанность к этой фразе. – Победа будет вашей, если вы ее от нас примете.

Доусон глубоко вздохнул. Он знал, что война обречена. Разум и опыт говорили ему, что ничего не выйдет. И все же наперекор трезвому знанию в нем появилась некая новая сила, не дающая покоя, которую он не мог ни принять, ни отвергнуть, – словно пытаешься пробудиться от дурного сна, но толком не знаешь, где сон, а где явь. Голова казалась забитой войлоком.

– Это безумие, – выговорил он.

– Значит, можно радоваться и безумию, – ответил жрец. – А потом победе.

* * *

Армия вооружалась.

Жрецы высказали было желание поговорить со всеми бойцами и уверить их, что лорд-маршал Каллиам не собирается отправлять на убой три сотни воинов, однако Доусон не позволил. Хватит и того, что Паллиако подчиняется указаниям чужеземных жрецов. И того, что сам Доусон подчиняется указаниям Паллиако.

Стоило ему выйти из тесной и душной комнаты, как сомнения и дурные предчувствия начали возвращаться. Однако приказ уже был отдан, а в сознании засел почти неслышный голос, нашептывающий, что все может закончиться благополучно.

От зари до зари жрецы простояли на мосту, до хрипоты крича под бурный рокот реки. Фразы, по большей части уже слышанные Доусоном, временами вспыхивали неожиданными вариациями. Духи мертвых сопровождают воинов Антеи и охраняют их от зла. Стрелы, пущенные в антейцев, всегда летят мимо. Даже река Сайят служит