История одной записной книжки - Борис Захарович Фрадкин

Лаборантка хмуро и неприязненно взглянула в узкие немигающие глаза следователя.

— Ради чего он должен со мной делиться своими мыслями?

— Простите. А я думал, что он вам не совсем безразличен.

Чазова, усмехнувшись, стала смотреть в окно.

— А вы знаете о том, что он приревновал к вам Никольского, устроил ему сцену.

— Неустроев? Меня? Ничего не понимаю… Может быть, вы шутите? Он же меня терпеть не может.

— Так ли это?

— Не первый день с ним работаю. Насмотрелась, наслушалась. Пока жив был Владимир Константинович, он еще сдерживал себя, только постоянно давал понять, что я в лаборатории величина ничего не значащая. А теперь просто советует бросить учебу, оставить физическую лабораторию, уйти на завод. Будто у меня нет никаких задатков для исследовательской работы. А я в лаборатории хочу работать. Искать хочу, исследовать…

— В какой области? — поинтересовался Бородин.

— В области ультразвуковых колебаний.

Он бросил на старшую лаборантку быстрый взгляд. Лицо ее покрылось красными пятнами, она разволновалась, видимо, в ней прорвалось давно наболевшее. Пальцы Чазовой нервно теребили ремешок сумочки.

Отпустив молодую женщину, Бородин тихо рассмеялся. Такого возбуждения он еще не испытывал. Борьба все более приходилась ему по вкусу, борьба логики и лицемерия, борьба выдержки и страха перед разоблачением. Противник достойный, что и говорить. Следы заметены мастерски.

Кто же этот противник: Чазова или Неустроев? Прежде чем остановиться на ком-то из них, Бородин окончательно закрепил в цепи поисков некоторые раньше подмеченные детали.

В тот вечер, когда профессор Саратов остался один, преступник мог воспользоваться только окном, которое открыли студенты на первом этаже. Ему удалось незаметно проникнуть в институт.

Совершив убийство, он повернул шаровую установку по оставленным кем-то до него следам на паркете.

Когда же Бородин обратил внимание на странный вид комнатного лимона, это обстоятельство бросилось в глаза и преступнику. Сообразив, какой изобличающий след оставлен им, убийца не уничтожил лимона, как сделал бы это человек неопытный и наивный. Нет, он только повредил банку, остальное выполнила ничего не подозревающая уборщица. Не будь фотографий, едва ли удалось бы поймать этот конец нити.

Однако эта нить могла вести и к Чазовой, и к Неустроеву. Правда, чтобы воспользоваться окном, Чазовой пришлось бы прибегнуть к посторонней помощи, но тут вариантов могло быть сколько угодно.

Вот гораздо интереснее происходящее сейчас. Неустроев устраивает сцены ревности Никольскому, хотя никаких чувств к Чазовой, кроме неприязни, у него нет. Похоже, что он пытается избавиться от присутствия Никольского. А совет, данный им Чазовой, показывает, что он имеет желание избавиться и от Чазовой.

Вместе с тем можно допустить, что старшая лаборантка пытается завоевать симпатию Никольского, восстановить его против Неустроева. Против Неустроева она восстанавливает и его, Бородина. Не отводит ли она от себя подозрений?

Совершенно ясно одно: Саратов убит человеком, который присвоил себе секрет его открытия. Чазова увлечена ультразвуковыми колебаниями, мечтает продолжить эксперименты Владимира Константиновича. Неустроев никогда этой области физики не придавал серьезного значения, чем особенно восстановил против себя Владимира Константиновича.

Кому же из них двоих больше нужен секрет открытия?

Пожалуй… Чазовой.

Мурлыча мотив, который едва ли доходил до его слуха, Бородин в сомнении покачивал головой, щурил глаза и все ходил, ходил по комнате. Мысленно он уже готов был назвать имя убийцы, но удерживал себя, приказывал себе не спешить.

Пусть пока это будет неопределенное лицо. Следователь чувствовал, угадывал нервозность во взаимоотношениях Чазовой и Неустроева. Кто из них и по какой причине нервничает — неизвестно. Но многолетний опыт следственной работы давал Бородину уверенность в том, что такая нервозность может привести к неверному, неосторожному шагу со стороны преступника и выдаст его. Теперь задачей следователя было усилить нервозность, толкнуть противника на ложный ход.

Чем вызвать такой толчок?

— Эх, некому посмеяться над тобой, старина, — покачав головой, вслух произнес Бородин, — ищешь похитителя несовершенного открытия и разоблачаешь преступника, совершившего убийство неубивающим орудием.

Возбуждение мешало привычному последовательному ходу мыслей. Требовалась немедленная разрядка. Бородин позвонил в клинику Надежде Саратовой.

— Надежда Владимировна, голубушка, — попросил он, — разделите компанию, пройдемтесь со мной на лыжах.

— С удовольствием!

Пока они добрались до леса, стемнело. Но взошла луна, снег в ее бледном свете мерцал зелеными искрами. В лесу было тихо, лыжи скользили отлично. Отдыхая, врач и следователь болтали о пустяках и подтрунивали друг над другом.

Глава девятая

ХОД КОНЕМ

Бородин решил сделать еще один ход: побывать на квартире у Неустроева, но не официально, не как следователь, а как старый знакомый, побывать гостем.

Неустроев жил в новом доме для профессорско-преподавательского состава, на втором этаже. Комната его была угловой, и из окна открывался вид на улицу, по которой шел Бородин.

За квартал от дома профессорско-преподавательского состава Бородина нагнал знакомый сержант милиции.

— Куда путь держишь, Леонидович? — спросил он.

— В гости.

— В одиночку? — сержант понимающе ухмыльнулся.

У подъезда пятиэтажного корпуса они расстались. Бородин поднялся по лестнице и постучал в двери квартиры. Открыл ему Неустроев.

— Прошу, — сказал он, — моя комната направо. А… ваш спутник?

— Спутник?

«Эге, да он видел меня из окна, — подумал Бородин, — решил, что с обыском. Досадно».

В холостяцкой комнате Неустроева не оказалось ничего примечательного: кровать, этажерка с книгами, небольшой столик, шифоньер. Неустроев пододвинул стул, предложил папиросы. Они прикурили от спички, зажженной Бородиным, сели.

Бородин не рассматривал комнаты, он охватил ее одним взглядом и сразу приметил уголок бумажного листка, торчащий из среднего ящика стола. Значит, бумаги были убраны в стол довольно поспешно.

Разговаривая о ничего не значащих вещах, он остановил свое внимание на небольшом радиоприемнике, стоявшем в углу на этажерке с книгами.

— Что это за система? — спросил он Неустроева.

— Товарищ из Риги прислал. Новинка. Трехламповый, но чистота изумительная, выбор, как у второй категории. С весны появятся в продаже. Да вот беда: выходная лампа сгорела, а в магазинах таких ламп нет.

По потолку, из угла в угол, протянулась антенна. От нее спускался отвод — спираль из темнозеленого провода.

Бородин подошел ближе и заглянул на тыльную часть приемника. На задней стенке приемника тоже имелись переключатели и клеммы.

— А в шахматы вы не любитель? — спросил Бородин, изучая этикетку рижского радиозавода.

— На первом курсе играл, но с тех пор не пытался.

— Я тоже игрок посредственный, но