Изгой с когтями дракона. Кровь Веиров 1 - Дмитрий Когтев

Боль.

Белая, вселенская. Кость хрустнула. Ледяная корка разлетелась осколками. Обнажилось мясо — черное, дымящееся. Игнат рухнул на колени, теряя сознание от шока.

— Игнат! — Лисовик швырнул пирожок. «Болеутолитель». Но Волкодав перехватил его в воздухе, раздавил сапогом.

— Кончено, выродок, — он подошел, пистолет нацелен в лоб. — Скажи спасибо, что не отдам тебя Личу.

Игнат поднял голову. Глаза были пустыми. Внутри не осталось ничего. Ни боли. Ни страха. Только ярость. Чистая, древняя, как скалы Кремнеборья.

— Ты… задел… руку… — его голос звучал как скрежет камней.

«Дикое Пламя» вырвалось не из груди. Из раны. Алый вихрь, смешанный с кровью, ударил в щит Горюнов, которые снова бросили его в Игната.

ШИПЕНИЕ.

Щит не отразил удар. Он испарился. Словно его никогда не существовало. Воины застыли с пустыми руками, лица искажены ужасом.

— Чудовище… — прошептал Волкодав.

Игнат встал. Его обожженная рука висела, как тряпка, но алый огонь клубился вокруг нее, формируя коготь из чистого пламени. Он шагнул к капитану.

— На колени, — сказал он тихо.

Волкодав выстрелил. Пять раз. Синие лучи исчезали в алом когте, как капли в огне.

— Ты не человек… — капитан отступил.

— Нет, — Игнат коснулся когтем его нагрудника. Эфирный демпфер вспыхнул и погас. Металл почернел, покрылся трещинами. — Я — гнев твоих господ.

— Довольно! — Лут схватил Игната за плечо. — Убьешь его — поднимется весь гарнизон!

Игнат отвел коготь. Волкодав рухнул на колени, давясь кашлем.

— Слушай, — Лут пригнул капитана. — Мы уходим. Ты скажешь, что нас сожрал Лич. Иначе… — он кивнул на Игната.

— Он вернется. И сожжет Горюнов до тла.

Волкодав кивнул, не поднимая глаз.

— И передай Громаде, — добавил Игнат, его голос снова стал человеческим, но холодным. — Его экзоскелет — следующий.

Они бежали до заката. Лисовик наложил на руку Игната новый «Снежный Ком», но кость была сломана. Пальцы не двигались.

— До заставы близко, — Лут указал на огни вдалеке. — Там лодки.

Вдруг из тумана выехали три всадника на костедробителях — мутированных ящерах Горюнов. Во главе — женщина в черных доспехах. Ее лицо скрывал шлем с рогами.

— Волчица! — Лут оскалился. — Лучший следопыт Горюнов.

— Лут, — ее голос был металлическим через фильтр шлема. — И… Весир. Капитан Волкодав передал ваш привет.

Она бросила к их ногам окровавленную нашивку Волкодава с волком.

— Он не послушался. Теперь его нет. А вас… — она подняла арбалет с эфирным болтом. — Ждет Суд Горюнов. Клеймо «Выродка Драконовых» ждет тебя, Игнат.

— Какое клеймо? — Игнат стиснул зубы.

— Ты не знал? — Волчица усмехнулась. — Князь Драконов издал указ. Ты — не сын. Не Драконов. Ты — Выродок. И твое место — на стене позора в Веиграде. Рядом с твоей матерью.

Она нажала курок. Болт просвистел.

Лисовик прыгнул вперед. Болт вонзился ему в плечо.

— Нет! — Игнат подхватил падающего лиса.

— Беги… — прошептал Лисовик. — Она… не главная…

Волчица вытащила меч:

— Возьмите их!

— Держись! — Лут схватил Игната. Он швырнул в землю шарик. Взрыв едкого дыма окутал все.

Они бежали, не разбирая дороги. Игнат нес Лисовика. Кровь сочилась из раны, смешиваясь с рыжей шерстью.

— Живой? — крикнул Лут.

— Пирожка… несите… — простонал лис.

Впереди блеснула вода. Застава. Две лодки у причала. Один стражник.

Лут бесшумно подкрался, перерезал горло.

— Садись! — он столкнул лодку на воду.

Игнат уложил Лисовика на дно. Вырвал болт. Рана была глубокой, но не смертельной.

— «Корень Жилы»… в корзинке… — прошептал лис.

Лут гребел изо всех сил. Застава скрылась в тумане.

— Куда? — спросил Игнат.

— К «Острову Костей». Там… врач. Друг.

Игнат смотрел на свою руку. На черную, мертвую плоть. На Лисовика, бредящего о пирогах. На лицо Лута, озаренное луной.

Клеймо.

Оно горело в его мыслях ярче боли. Выродок Драконовых. Мать на стене позора.

— Лут, — сказал он тихо. — Врач… он поможет найти «Узилище»?

Лут усмехнулся:

— Он знает о нем все. Но плата будет дорогой.

— Я заплачу. — Игнат сжал здоровый кулак. Алые искры слились в коготь. — Чем угодно.

Лодка скользила в черной воде. Над Топями взошла кровавая луна. «Дикое Пламя» в груди Игната отозвалось гулом. Бездна звала. И он уже не боялся.

Глава 7. Суд Весира

Дождь хлестал по лодке, смешиваясь с кровью, сочившейся из раны Лисовика на плече Игната. Воздух звенел от напряжения — позади, в ядовитом тумане, слышался рев костедробителей и металлический скрежет брони Волчицы. Лют, бледный и мокрый, гребел из последних сил, уводя утлую лодку от заставы Горюнов в зыбучие объятия Бездонных Топей. Черная вода, маслянистая и холодная, плескалась через борт.

— Держись, лис, — Игнат прижимал корзинку с пирогами к дрожащему тельцу Лисовика. Его собственная рука, забинтованная новым «Снежным Комом» после перелома от щита Волкодава, горела тупой, глубокой болью. Пальцы не слушались, словно чужие. Клеймо «Весира», «Выродка Драконовых», жгло не на коже, а в самой глубине души. Мать на стене позора. Отец, отрекшийся. Весь мир — враг. «Дикое Пламя» под ребрами, обычно неугомонное, сейчас глухо булькало, придавленное усталостью, болью и ледяной мазью.

— Пирожка… «Корень Жилы»… в корзинке… — прошептал Лисовик, его шерсть слиплась от крови и воды. Глаза, обычно озорные, были тусклыми. — Жуй сам… сила нужна… Волчица близко… чую железо и злобу… как гнилой зуб…

Игнат судорожно порылся в корзинке. Нашел маленький, плотный пирожок цвета темной земли. Откусил. Вкус был терпким, горьковатым, как коренья и старая кора. По телу тут же разлилась волна тепла, приглушая боль в руке, проясняя сознание. Он сунул кусок в рот Лисовика. Тот слабо прожевал.

— Куда, Лют? — Игнат повернулся к контрабандисту. Тот не сводил глаз с предплечья, где под мокрой рубахой угадывались контуры татуированной карты. Его лицо было каменным, лишь в глазах мелькал холодный расчет.

— «Остров Костей». Скоро. Там… врач. Старик — он знает многое. — Лют кивнул в сторону сгущающегося тумана, где угадывались очертания неестественно белых, будто выбеленных солнцем и временем, скал. — Но плата его… не серебром, а информацией, секретами. Особенно про Драконовых. — Он бросил многозначительный взгляд