Марица. Исток - Александра Европейцева
— На «Серебряном кинжале». Это постоялый двор недалеко от библиотеки. Говорят там чисто и тихо.
«Серебряный кинжал». Название резануло слух. Дешёвая вывеска, обшарпанные комнаты, подозрительные постояльцы. После всего, что случилось, мысль отпустить её одну в такое место заставила что-то холодное и тяжёлое сжаться у меня в груди.
— Это невозможно, — прозвучало резче, чем я планировал. Я сделал паузу, стараясь сгладить тон. — Переночуй в поместье. Там безопасно. Комната для гостей всегда готова. Мои родители не станут возражать.
Она покачала головой, и в её глазах мелькнуло что-то сложное — усталость, упрямство и какая-то иная, непрочитанная тень.
— Нет, Демитр. Спасибо, но нет. Я не могу. Не после всего. Твоя мать… да и вообще. Это будет неправильно.
Она говорила твёрдо, но я видел, как её пальцы бессознательно сжали складки платья. Я понимал её. После того позора, что устроила Ладения, после холодного приёма, что она могла получить от моей матери… Даже сейчас, в её положении, она думала о приличиях, о границах, которые мы с ней так и не смогли переступить.
— Тогда я провожу тебя, — заявил я, не оставляя пространства для споров. — Лично. И выставлю у твоих дверей охрану на всю ночь.
Марица резко подняла на меня глаза. Её взгляд стал странным — острым, изучающим, почти испуганным. Она смотрела на меня так, будто я произнёс нечто ужасное или неожиданное. Будто увидела в моих словах не заботу, а некий зловещий знак.
— Проводишь? — её голос прозвучал тихо и глухо, словно эхо в пустой пещере.
— Конечно, — я не понимал причины её смятения. — Я не оставлю тебя одну, Марица. Не после этого.
Она продолжала смотреть на меня тем же пронзительным, почти отрешённым взглядом. Казалось, она смотрит не на меня, а сквозь меня, на какую-то иную, невидимую мне реальность. Её лицо побледнело, губы чуть приоткрылись. Она выглядела так, будто только что получила удар.
— Что? — не удержался я. — Что не так?
Она медленно, будто через силу, отвела взгляд и снова уставилась в огонь, судорожно сглотнув.
— Ничего. Всё в порядке. — Её голос дрогнул, выдавая обратное. — Просто… устала. Попроси кого-нибудь из гарнизона меня проводить. Со мной все будет в порядке. Честно.
Но её реакция не давала мне покоя. Молчание повисло между нами, густое и звенящее, нарушаемое лишь потрескиванием углей. Этот взгляд… Он был знаком. Я видел его раньше — на её лице, когда взгляд замирал на секунду, уходя в себя, в какую-то невидимую другим реальность.
Она видела что-то. Видение. Сейчас. И оно было связано с тем, что я её провожу.
Мысль ударила с ясностью обуха. Я сделал шаг вперед, заслонив ей свет от камина. Она не отстранилась, лишь подняла на меня широко раскрытые глаза, в которых всё ещё плескались отголоски испуга.
— Марица, — голос мой прозвучал тише, но твёрже, требуя ответа. — Что это было? Ты только что посмотрела на меня так, будто я принес тебе смертный приговор. Что такого ужасного в том, что я хочу убедиться, что ты доберёшься до своей комнаты целой и невредимой?
Она закусила губу, отвела взгляд, её пальцы снова забегали по порыжевшему бархату подлокотника, отыскивая несуществующие соринки.
— Ничего. Просто… глупости. Усталость. Не обращай внимания.
— Не ври мне, — я присел перед её креслом на корточки, стараясь поймать её взгляд. — Пожалуйста. Я видел этот взгляд. Ты что-то увидела. Что?
Её грудь вздымалась под порванным шелком платья. Она была как загнанный зверь, ищущий лазейку, чтобы улизнуть. Но я не отступал. Не в этот раз. Не после того, что едва не случилось. Я должен знать, что она в безопасности.
— Это… не имеет значения, — она выдохнула, и в её голосе послышалась мольба. — Просто видение. Они иногда… приходят. Бессмысленные обрывки.
— Связанные со мной? — настаивал я, чувствуя, как холодная ползучая тревога сжимает горло. — С тем, что я провожаю тебя?
Она закрыла глаза, будто от боли, и кивнула, почти незаметно.
— Демитр, пожалуйста… не заставляй меня это обсуждать. Не сейчас.
Но я не мог остановиться. Мне нужно было знать. Потому что этот испуг в её глазах был обращён на меня. На мои действия. На моё простое, казалось бы, предложение.
— Оно… плохое? Это видение? — спросил я, и сам испугался ответа.
Она снова открыла глаза, и в них уже не было прежнего ужаса, лишь бесконечная, всепоглощающая усталость.
— Оно не плохое, — прошептала она. — Но, ради всех богов, прошу, перестань думать обо мне, как о женщине! Я же не железная, видеть все, что ты представляешь, со стороны!
Воздух в кабинете застыл. Слова повисли между нами, тяжёлые, звонкие, как удар клинка о лёд. Я отшатнулся, будто получив физическую пощёчину. Видеть всё, что ты представляешь.
И тут осколки сложились в единое, жуткое целое.
Её внезапная сдержанность в последние недели. Край, на котором она балансировала между деловой холодностью и вспышками почти забытой теплоты. Как она отводила взгляд, когда я задерживал его на ней на секунду дольше положенного. Как вздрагивала от случайных прикосновений к руке или плечу во время работы с картами. Её усталые, чуть растерянные глаза после долгих совещаний, будто она не спала ночами.
Я думал, это из-за усталости. Из-за напряжения. А это… это было из-за меня.
Каждый мой взгляд, полный тоски и невысказанного желания. Каждая мысль о том, чтобы коснуться её, отвести в сторону прядь волос, прижать к себе и никогда не отпускать. Каждая грешная, потаённая фантазия, рождённая в тишине ночей, — всё это она видела. Чувствовала. Пропускала через себя.
Она всё это время знала. Знала и молчала. И старалась не смотреть в мою сторону, чтобы не утонуть в этом потоке.
Во рту пересохло. Я медленно выпрямился, отступая от кресла, чувствуя, как пол уходит из-под ног. Стыд, жгучий и беспощадный, залил меня с головой. Все мои тайные мысли, все мои сокровенные, недостойные желания были выставлены перед ней на показ. Она была невольной пленницей моих чувств.
— Ты… — голос мой сорвался на хриплый шёпот. — Ты видела это? Все эти недели?
Она не ответила, лишь закрыла лицо руками. Но этот жест был красноречивее любых слов. Её плечи снова задрожали — но теперь не от слёз, а от бессилия.
— Боги, — вырвалось у меня, полное отвращения
