Потерявший солнце. Том 2 - FebruaryKr
Никто не поможет, когда цельное вдруг обернется сотнями острых осколков и разорвет изнутри.
Последние недели виделись смутными: еще немного — и лицо Юкая окаменеет, сдавленное паникой и нежеланием показать свои чувства. Окаменеет, посереет и покроется трещинами, а потом и вовсе осыплется на пол мелкой трухой, обнажая череп, и тогда наступит покой.
Стоило увидеть трогательно-пушистое ухо, незнакомое знакомое лицо — такое повзрослевшее, что оторопь берет, — и голоса внутри сорвались на истерический визг. «Чужой, чужой, чужой, — эхом металось под сводами черепа. — Чужой!»
Еще шаг, еще и еще. Чем ближе Юкай подходил к клетке, тем трусливее голоса жались по углам, теряя силу. Короткое прикосновение — и тишина.
В разом опустевшей, слишком просторной голове мысли казались крошечными и одинокими, лишенными гулкого эха. Словно в грязной и давно заброшенной комнате, скопившей в себе груды хлама, вдруг нараспашку раскрыли все окна и вымели все дочиста, и теперь только пыльная взвесь оседает по пустым углам.
Так странно и дико — услышать наконец самого себя.
Услышать, осознать и вспомнить, кто ты такой и зачем пошел на все, о чем теперь и вспомнить страшно; вспомнить, вздрогнуть и постараться забыть.
Темнота медленно наползала, размазывая очертания. Шаг за шагом она поглощала предметы, и Юкай вдруг подумал, что точно так же гаснет его разум — кусок за куском, воспоминание за воспоминанием; призраки крадут у него самого себя, только вот рассвета уже не дождаться.
Солнце встает над горизонтом каждое утро, потому что без него нет жизни; солнце внутри не поднимется просто так и не прогонит скопившийся сумрак.
Ты знал, на что шел. С самого начала эта история могла закончиться только так, но мог ли ты предположить, что даже месть станет тебе безразлична? Безразличен даже тот, за чью смерть ты мстил.
Короткими всполохами боль все еще прорывалась наружу, но и она была глухой и будто бесцельной. Так ноет потерянный зуб, на месте которого осталась лишь давно затянувшаяся десна, — чувство еще есть, а причины для него больше нет.
Ничего больше нет.
Иногда Юкаю казалось, что в мече не два духа, а сотни и тысячи. Быть может, так оно и было — откуда ему, испытывающему мир на прочность исключительно собственным лбом, разбираться в таких тонких материях? Сейчас внутри было тихо, как ночью перед рассветом, и больше ничего не имело значения.
Юкай запрокинул голову и закрыл глаза. Темнота и тишина окутывали душным коконом, фальшиво обещая утешить раны.
Прохладные тонкие пальцы пробежались по волосам, коротким жестом огладили лоб и замерли на висках, холодя раскаленную кожу.
— Надо приказать заделать все потайные ходы, — сквозь зубы процедил Юкай, подставляясь под сильные и вместе с тем осторожные нажатия. Усталость и раздражение исчезали, оставляя после себя чувство звенящей легкости. — Не хватало ловить убийц под кроватями!
Мастер фыркнул. В полумраке глаза его блестели, как потревоженная водная гладь.
— И кто же станет выкуривать вас из темных углов? — скептически уточнил он.
Длинные шелковые рукава с шорохом опали, а сам министр замер, не сделав и пары шагов. Глаза его были прикованы к лицу спящего юноши. Губы вместо легкой улыбки кривила недобрая презрительная насмешка; почувствовав взгляд Юкая, Мастер мигом принял спокойный и равнодушный вид.
— Я все еще связан твоим договором, — напомнил Юкай, невольно понижая голос.
Господин Ло сверкнул глазами.
— Вы уверены, что такие вопросы можно обсуждать в присутствии этого… существа? — вкрадчиво и тихо уточнил он.
— Я не уверен даже в том, что их вообще следует обсуждать, — отмахнулся Юкай. — Когда-то он спас меня, я и думать забыл о нем… Видимо, наша встреча для него закончилась куда хуже, чем для меня. Что с амулетами?
Мастер поморщился.
— Слишком быстро меняете тему, мой император, — с оттенком раздражения заметил он и опустился в пустое кресло. — Не хотите ли для начала выйти отсюда? Может, поесть или даже поспать? Сколько дней вы не были на солнце? Последняя попытка нападения случилась всего неделю назад. Люди могут решить, что она увенчалась успехом.
Юкай приподнял бровь и показно покосился на затянутое предснежной тьмой окно.
— А сколько дней назад последний раз было солнце? — вопросом на вопрос ответил он и потянулся, разминая затекшее от долгой неподвижности тело. — Да, яд оказался куда как неприятнее оружия.
— Вы изобретаете все новые причины, только бы не заниматься делами, — ровно отметил Мастер.
Юкай безразлично пожал плечами:
— Ты прекрасно справляешься.
— Я устал! — в голосе министра прорезались капризные нотки. Прижав тонкие пальцы ко лбу, он продолжил куда тише: — И уже трижды пожалел о том, что не отдал дворец на растерзание этим безмозглым островным пиявкам. Брошу все и уйду, и управляйтесь сами — через месяц тут останутся руины.
— Ты все чаще напоминаешь мне сварливую жену, которая грозится бросить супруга, но так никуда и не уходит, — отметил Юкай, и уголки его губ поползли вверх. Душное чувство отступало, возвращая возможность смеяться, будто последнее желание приговоренного к смерти.
— От хороших мужей жены сбегать не грозятся, — медовым голосом отозвался Мастер.
Кот забормотал что-то едва слышно и пошевелился; и министр, и император неосознанно затаили дыхание и замолчали, но юноша снова провалился в беспокойный сон.
— Это ты уговорил меня остаться. — Темнота поглотила комнату, оставив только голоса. — Мог бы бросить все и уехать… Куда ты хотел бы уехать, Мастер?
— Я предпочел бы лежать, а не ехать, — проворчал Ло Чжоу. — Или ехать лежа — никакой разницы куда.
— Сдохну — и езжай на все четыре стороны, — усмехнулся император. — Зачем тебе править? Никто из властителей не был счастлив. Нельзя быть счастливым, повесив себе на шею такой груз. Брат оказал мне неоценимую услугу, забрав эту ношу себе, только вот я отплатил ему совсем не тем, чем должен был. Ты нашел амулеты?
— Нашел, — после легкой заминки отозвался Мастер. — Только слишком поздно. Принц уже отдал приказ убить Ду Цзыяна. Я виноват.
Хрупкая растерянная тишина затопила комнату: только сонное сопение да тяжелое, сдавленное дыхание.
— Он мертв? — медленно переспросил Юкай. Голос с трудом ему подчинился. — Нет. Я бы знал.
— Может, да, может, и нет, — неопределенно пожал плечами Ло Чжоу. Глаза его тускло засияли призрачной зеленью. — У Ду Цзыяна есть тот, кто и жизни не пожалеет ради него. Я сказал все, что
