Марица. Исток - Александра Европейцева
А внизу, у их ног, металась группа иллюзиантов — те самые маги, что по приказу Равеллы должны были убить драконов. Их лидер, молодой маг с перекошенным от ужаса лицом, замер в нерешительности, глядя на титанические усилия драконов, спасающих их детей.
И тут вперед выступил Асталь. Его мундир был в пыли, на лбу — кровоточащая ссадина. Он просто встал перед группой магов и проревел, перекрывая грохот, тыча пальцем в драконов и в детей:
— Вы что, слепые⁈ Помогите им! Стройте опоры, подпорки! Тащите детей наружу!
Маги замерли, ошеломленные и его яростью, и абсурдностью приказа — помогать тем, кого они должны были убить. Но один, самый молодой, дрожащими руками опустил свой посох. Он посмотрел на детей, которых Серан выносил из-под завалов, на его окровавленные руки, и что-то в нем надломилось.
— Он… он прав! — его голос сорвался на визг. — Помогайте! Тащите балки!
Это был переломный миг. Один за другим, движимые не разумом, а инстинктом выживания и внезапно прорвавшимся через фанатизм человеческим состраданием, маги бросили боевые заклятья. Вместо смертоносных лучей они принялись левитировать огромные каменные глыбы, создавая неуклюжие, но жизненно необходимые подпорки под плечи драконам. Другие ринулись помогать Серану и Асталю, образуя живую цепь, чтобы быстрее передавать детей из рук в руки, уносить их из-под ног рушащихся конструкций.
Исток, наблюдавший за этой сценой через меня, замер. Его ярость все еще клокотала, но в ней появилась трещина. Он видел это. Видел, как его «мучители» спасали своих детей, а его «защитники» — драконы и люди — спасали самих мучителей от неминучей гибели.
И тут во мне что-то окончательно сорвалось с цепи. Вся моя усталость, весь страх, вся боль — всё это переплавилось в бешеную, ослепляющую ярость. Не на Исток, нет. На его тупое, непробиваемое упрямство!
«ДОВОЛЬНО!» — мысленно закричала я, и мой крик был подобен удару молота по наковальне. «Ты видишь⁈ Ты видишь, что не всё так просто, как тебе хочется⁈ Они не монстры! Они так же способны на жертву, как и мы! А ты… ты ведешь себя как последний тупоголовый король, который не хочет видеть ничего, кроме своей правды!»
«Ты… Светоч, ты сейчас кричишь НА МЕНЯ⁈» — Волна изумления, горячая и плотная, прокатилась по свету вокруг. Кажется, Исток даже забыл, что злился. Но меня его изумление лишь сильнее распалило.
«ДА, КРИЧУ!» — мысль вырвалась из меня, обжигающая и режущая, как раскалённая сталь. — «Потому что ты слепой, упряжный, самовлюбленный… ИСТОК! Ты думаешь, что твоя боль дает тебе право на геноцид? Ты, создавший этот мир во всём его многообразии, теперь хочет его часть стереть в порошок, потому что она тебя не устраивает? Ведешь себя не как творец, а как избалованный мальчишка, который, если пирамидка из кубиков развалилась, готов разнести всю комнату!»
Вокруг меня свет завихрился, заклокотал, окрашиваясь в багровые, оскорблённые тона.
«Ты забываешься, дитя. Я — основа всего. Без меня нет ни тебя, ни них.» — г олос гремел в моём сознании, полный неоспоримой мощи.
«А БЕЗ НАС ТЫ БЫЛ БЫ ПРОСТО ПУСТЫМ СКОПЛЕНИЕМ СИЛЫ!» — парировала я, не отступая ни на йоту. Ярость придавала мне сил, которых, казалось, уже не осталось. «Ты дал нам жизнь, волю, разум! И теперь, когда этот разум тебе не угодил, ты хочешь его отозвать? Это не исправление ошибки, это… это вредительство! Ты — плохой хозяин своего сада, если вместо прополки сорняков решил выжечь его дотла! И не смей мне говорить, что я забываюсь! Я стою здесь и смотрю в лицо тому, что создало звёзды, и КРИЧУ, потому что ты этого заслуживаешь!»
Я чувствовала, как его изумление сменяется раздражением, затем — холодной, безграничной обидой.
«Они пытались убить меня. Убить ТЕБЯ. Их фанатизм не знает границ. Они не изменятся.»
«А ТЫ ДАЛ ИМ ШАНС?» — взвизгнула я мысленно. «Ты сразу перешёл к уничтожению! Ты как те старые, маразматичные короли, которые любое неповиновение встречают армией, потому что им лень искать слова! Им лень ДУМАТЬ! Ты сильнее их всех, вместе взятых, а ведёшь себя как самый трусливый из них, потому что боишься, что твой простой и удобный способ решения проблем может оказаться неверным!»
Свет вокруг сжался, стал тягучим и густым, как мёд. В нём плескалась ярость, способная расколоть континенты.
«Хватит. Твоя дерзость переходит все границы. Я…»
«Что? Пришибешь меня?» — бросила я вызов, расправляя плечи в этом бестелесном пространстве. Я не чувствовала страха. Только пьянящую, всепоглощающую уверенность в своей правоте. — «Давай! Попробуй! Но знай — если ты тронешь меня, ты докажешь лишь одно: что ты ничем не лучше тех, кого хочешь уничтожить. Ты уподобишься им. А я… я тебя ВЫПОРЮ! Поверь, я найду способ! Я буду так надоедать тебе следующие тысячелетия, что ты сам пожалеешь, что создал магию! Я буду тем самым камнем в твоём божественном ботинке, который не даст тебе сделать и шага!»
Наступила тишина. Полная, всепоглощающая пустота, в которой замерла сама материя. Исток не отвечал. Он бушевал, он кипел от обиды и гнева, но сквозь этот хаос я ощутила нечто новое… ошеломлённое уважение. И колоссальную, вселенскую усталость.
«…Ты невыносима.» — прозвучало наконец, и в этом «невыносима» слышалось нечто, похожее на сдавленное рычание и… смиренный вздох. — «И упряма. Хорошо. Допустим, я… погорячился. Допустим, есть иной путь. Так что же ты предлагаешь? Раз ты всё знаешь и всё можешь — ПРИДУМАЙ! Дай мне решение, которое навсегда лишит их желания причинять боль, не уничтожая их! Сделай это! А я посмотрю! Только думай быстрее, ведь не все люди Равеллы бросились спасать детей! Я, знаешь ли, тоже не в восторге от необходимости быть палачом! Мне ОТВРАТИТЕЛЬНА эта роль! Но я не вижу другого выхода! Больше всего на свете я хочу ЗАБЫТЬ! Забыть эти века боли, забыть их навязчивые, ядовитые мысли! Просто… ЗАБЫТЬ!»'
Его тон был язвительным, полным сарказма и вызова. Он отступал, но не сдавался, перекладывая тяжесть решения на меня. «Раз ты такая умная, сама и придумывай!» — сквозило в его словах. И за всей этой бравадой скрывалась та самая, знакомая и по-человечески понятная жалость к себе и желание одного — чтобы боль наконец прекратилась.
И тут меня осенило. Идея, простая и гениальная, как все великие открытия, родилась не из расчета, а из этого самого, кипящего внутри меня, упрямства.
Забыть.
Что если просто заставить Иллюзион забыть
