Марица. Исток - Александра Европейцева
Ну и для страховки, заблокировать магию. На пару поколений вперед! Заставить их забыть, что они были магами! Пусть поживут без нее!
Мысль пронеслась в моём сознании с кристальной ясностью, и я уже собралась облечь её в слова, в мощный, убедительный поток, который должен был сломить последние сомнения Истока.
«Слушай, я придумала! Мы можем…»
«Слышу,» — прозвучало в моей голове, и этот «голос» был полон странной, уставшей усмешки. «Я же сказал — мысли твои для меня как на ладони. „Забыть“… „Заблокировать магию“… Надо же, до чего просто.»
Я замерла, почувствовав, как по моему бесплотному «я» разливается волна краски. Он слышал. Слышал не только готовую идею, но и весь хаотичный процесс её рождения, все мои яростные, неотёсанные мысли.
«Вообще-то, да,» — продолжил он, и в его тоне явственно читалось развлечение. «Надо же было такому упрямому и дерзкому созданию, как ты, вообще появиться. Кричать на Сознание Мира и называть его „тупоголовым королём“ и „избалованным мальчишкой“… Такого еще не было за всю мою вечность. Даже Иллюзион был… более уважительным»
Осознание всего сказанного мной обрушилось на меня со всей силой. Я… я действительно это сделала. Я обозвала того, кто дышал звёздами и чьей волей существовала материя, глупым мальчишкой. Мне вдруг страшно захотелось провалиться сквозь этот сияющий поток и никогда не появляться.
«Прости,» — прошептала я, и моя мысль прозвучала крошечно и смущённо. «Я… я не хотела… это просто вырвалось.»
«Зато честно,» — парировал Исток, и усмешка в его «голосе» стала ещё заметнее. «И, возможно, не лишено оснований. Итак, твой план — амнезия и блокада. Оригинально. Жестоко… но милосердно. В своём роде.»
Он помедлил, и я почувствовала, как его внимание, тяжёлое и всеобъемлющее, скользнуло по нитям, связывавшим его с каждым живым существом в Иллюзионе.
«Но одного твоего желания и моей силы для такого тонкого вмешательства будет мало. Нужен… проводник. Тот, кто сможет настроить частоту, найти нужные „крючки“ в их коллективном сознании, чтобы не стереть лишнего.»
«Паргус,» — сразу же подумала я, и образ демона-изобретателя всплыл в моём сознании. Он прекрасно умел манипулировать сознанием, и когда-то именно он помог нам расколдовать корта Феорильи. Я вспомнила свое видение, тогда, пять лет назад на пыльной дороге. Не возьму с собой этого раненного солдата в телеге — мир рухнет. Пять лет назад я думала, что это из-за корта. Он должен был его расколдовать. Сейчас мне все виделось иначе.
«Зови,» — просто сказал Исток, и в этом слове была такая бездна усталой решимости, что мне на секунду показалось — будь у него тело, он бы просто махну рукой, мол, «давайте уже заканчивать с этим».
Мысль о Паргусе вызвала во мне новую, острую боль — совсем не магическую. Всего несколько минут назад — хоть время здесь и текло иначе — он держал на руках бездыханное тело Таши, его собственное сердце было разорвано её предательством. Вытащить его сейчас из этого горя, заставить снова работать, использовать его дар, когда его душа истекала кровью… Это казалось чудовищной жестокостью.
«Не могу я,» — пронеслось во мне, обращённое больше к самой себе. «Он сломлен. Ему нужно время. Хотя бы час, чтобы просто выплакаться.»
Мне так хотелось оказаться рядом, обнять его, как он в своё время поддерживал меня. Утешить. Защитить от всего мира, включая и самого Истока. Быть тем другом, в котором он сейчас так отчаянно нуждался.
Но Исток, уловивший мою нерешительность, лишь тяжело «вздохнул». Волны света вокруг сжались, напоминая о хрупкости всего, что мы пытались спасти.
«Выбора нет, дитя,» — прозвучало в моём сознании, и в этом не было упрёка, лишь констатация неумолимого факта. «Или он сейчас поможет, или я вернусь к своему первоначальному решению. У меня больше нет сил на метания. И, полагаю, у тебя тоже.»
Он был прав. Моя собственная воля, ещё недавно пылавшая яростью, теперь была похожа на тлеющий уголёк. Я чувствовала, как моя связь с этим вселенским сознанием начинает истончаться, как натянутая струна, готовая лопнуть. Мы стояли на краю, и следующим шагом могло быть либо спасение, либо окончательное падение.
Собрав остатки сил, я мысленно представила Паргуса.
«Паргус,» — позвала я, вкладывая в этот мысленный зов мольбу. — «Прости, что снова тяну тебя в самое пекло. Но ты нужен. Миру… и мне.»
Я протянула к нему руку, которой у меня не было, почувствовала, как нить моего сознания потянулась сквозь сияющий хаос, назад, в перламутровую пещеру, к его израненной душе.
И он откликнулся.
Это было не резкое втягивание, а скорее медленное, осторожное принятие. Он появился рядом со мной в потоке света не сразу, словно проступал из тумана. Его эфирный облик был бледным, прозрачным, глаза — огромными от потрясения и невыплаканных слёз. Он смотрел на меня, и в его взгляде читался немой вопрос: «Зачем? Почему я?»
«Прости,» — выдохнула я, и моё сожаление текло вокруг нас тёплыми, золотистыми струйками. — «Мне так жаль, Паргус. Я знаю, что сейчас… что ты…»
Он медленно покачал головой, его призрачная рука поднялась, будто чтобы остановить мой поток извинений. Горе затуманивало его взор, но где-то в глубине, как искорка в пепле, тлела привычная целеустремлённость.
«Хватит, Марица,» — его мысленный голос прозвучал тихо, но твёрдо, без намёка на истерику. Он вытер ладонью по лицу, хотя слёз здесь быть не могло. «Просто… хватит. Не надо. Скажи, что делать. Давай закончим то, что начали.»
В его словах была такая усталая, взрослая решимость, что у меня сжалось сердце. Он отодвинул свою боль, чтобы сделать то, что должен. Чтобы мир, в котором возможны такие предательства и такая боль, всё-таки продолжал существовать.
«Хорошо,» — кивнула я, чувствуя, как Исток сосредотачивается вокруг нас, готовый к работе. «Давай закончим.»
Свет вокруг сгустился, превратившись в гигантский, пульсирующий кристалл, внутри которого застыли миллионы сияющих нитей — бесчисленные сознания магов Иллюзиона, сплетенные воедино общей идеей. Паргус стоял рядом, его пальцы уже вырисовывали в воздухе сложнейшие мандалы настройки. Он работал молча, с сосредоточенной яростью человека, который использует боль как топливо.
«Начинай с ядра» — его мысленный голос был холоден. — «Идея превосходства. Право подчинять. Вот якоря.»
Я стала проводником между ним и Истоком. Я показывала ему общие контуры, а он находил нужные «крючки» в коллективном бессознательном, те самые нейронные пути, по
